Терских Людмила Юрьевна
Должность:
Учебное заведение: МБОУ "Сорская СОШ №3 с углубленным изучением отдельных предметов"
Населённый пункт: Республика Хакасия город Сорск
Наименование материала: Статья
Тема: "Размышляя над рассказом В.П.Астафьева "Домский собор"
Дата публикации: 28.12.2018
Раздел: среднее образование

Размышляя над рассказом В.П.Астафьева «Домский собор»

Статья. Литература.

Терских Людмила Юрьевна,

учитель русского языка и литературы

«Сорская СОШ №3 с углубленным

изучением отдельных предметов». Республика Хакасия, город Сорск.

Миниатюра «Домский собор» принадлежит перу В.П.Астафьева, нашего земляка,

талантливейших

писателей

Произведение

на этой бренной земле. Где искать приюта человеческой душе? Где искать покоя, мира,

Двадцатый век. Век, в которых насилие и зло стали повседневностью. Естественно,

окаменели,

зачерствели,

ожесточились.

противостоять этому миру зла? Что может спасти, согреть эту метущуюся душу?

Как много доброго, теплого, светлого и великого слилось в этом слове для автора.

Чувствуется

восторженность,

торжественность

Астафьева,

делится своими впечатлениями с нами, читателями. Да ведь по-другому и нельзя! Ведь

забываются

страсти»,

«будничные

заботы», «душевная смута». Здесь душа человека словно освобождается от бремени,

становится на время светлой и свободной.

Астафьев не использует пышных сравнений, нагромождение эпитетов, но, несмотря

на это, ему удается с большой точностью и яркостью рассказать нам о необыкновенных

которыми

наполнены

мгновение

оказываешься там и восторженно слушаешь божественную музыку, которая как будто с

неба льется журчащим потоком вниз.

Астафьев, описывая звуки музыки, прибегает к контрасту: музыка то грозная,

похожая на тревожные раскаты грома, то нежная, тихая, как «голос влюбленных». Автор

настолько проникается

ею, что она заполняет все его существо, всю душу: «Звуки

повсюду, и все наполнено ими: душа, земля, мир». Автору кажется, что весь суетный,

бегущий куда-то мир, «грозный и клокочущий», замирает, затаив дыхание.

Благодаря атмосфере спокойствия и доброты, в храме на человека перестают давить

невзгоды, заботы, мрачные мысли. Люди приходят в храм, чтобы духовно приблизиться ко

всему прекрасному, отдохнуть всей душой, насладиться божественным покоем. Начинает

казаться, что все сомнения и тревоги остались в другой жизни. Автор задает себе и всему

миру вопрос: «Может, все, что до этого было, - сон? Война, кровь, братоубийство,

сверхчеловеки,

играющие

людскими

судьбами

утвердить

миром». Да, хорошо, если бы все это было сном, но мир не совершенен.

Астафьев не перестает мучиться наболевшим вопросом: «Зачем так напряженно и

трудно живем мы на земле нашей? Зачем? Почему?» Этот вопрос отнюдь не риторичен.

чтобы взошло солнце мира и озарило всех людей своим светом. Но прежде чем мир

наступит на земле, нужно, чтобы он наступил в душе каждого человека. Отсутствие мира

в самом человеке – не в этом ли наша основная беда? В человеке всегда борются два

начала – добро и зло. Жизнь человека – это компромисс между двумя этими началами.

Виктор Петрович Астафьев считает, что люди должны потрудиться, чтобы

исцелить свои души, «припасть иссохшим ртом к святому роднику добра..» Тогда, может

быть, и жить станет намного легче.

Астафьев, наверное, видит Бога, как великого уравнителя. Действительно, в

собираются

несмотря

душевные

качества,

национальность, они все становятся равны в этом святом месте, все они ищут защиты у

великую..

ракетами».

опустошенная,

окаменевшая

человека,

поднявшего

Писатель

восклицает: «Не может быть! Не должно быть!» Он считает, что человек должен унести в

своем сердце не «звериный рев убийцы», а «музыку гения».

Музыка для Астафьева является чем-то необыкновенным, она словно имеет свою

душу. По его мнению, она может «дрожать», «леденить кровь», «стучаться в больные

сердца». Возможности соборной музыки не ограничены.

Что ж, остается верить и надеяться вместе с автором в то, что заледеневшие души

усталых людей все-таки немного оттают при звуках целительной, воскрешающей веру в

жизнь музыки. А мы снова уверимся в правоте Льва Толстого: «…Вся эта цивилизация,

пускай она пропадет к чертовой матери, только.. музыку жалко!..»

Некоторые из нас верят в то, что красота спасет мир. Другие утверждают, что

духовная культура сможет сделать нас чище и светлее. Астафьев придерживается второй

точки зрения. А мне все равно, что спасет мир, красота или вера в Бога, лишь бы он был

Рассказчик убежден, что только музыка спасет мир и каждого из нас от внутреннего распада, поможет лучше понять себя.

К. Паустовский «Старый повар»

Слепому герою этого рассказа музыка Моцарта воссоздала зримую картину, помогла возвратиться в прошлое, увидеть самые счастливые события своей жизни.

В. Короленко «Слепой музыкант»

Петрусь родился слепым, и музыка помогла ему выжить и стать по-настоящему талантливым пианистом.

А.П. Чехов «Скрипка Ротшильда»

Якова Матвеевича, героя рассказа, найденная им мелодия, изумительная по красоте, трогательная и печальная, заставляет сделать философские обобщения гуманного характера: если бы не было ненависти и злобы между людьми, мир стал бы прекрасен, никто бы не стал друг другу мешать. Он впервые испытал стыд от того, что обижал окружающих.

Л.Н.Толстой «Альберт»

Главный герой рассказа - гениальный музыкант. Он завораживающе играет на скрипке, и слушателям кажется, что они вновь переживают навек утраченное, что их души согреваются.

Л.Н. Толстой «Война и мир»

Своим пением Наташа Ростова способна воздействовать на лучшее в человеке. Именно так она спасла от отчаяния своего брата Николая после того, как он проиграл большую сумму денег.

Роли художественной литературы в становлении личности

М. Горький «Мои университеты»

Алёша, герой повести, считал, что только прочитанные книги помогли ему выдержать тяжелейшие жизненные испытания, стать человеком…

Роли чтения в жизни человека

Р. Брэдбери ««451 по Фаренгейту».

Фантаст считал, что простой человек разве только одну сотую может увидеть своими глазами, а остальные девяносто девять процентов он познает через книгу.

Р. Брэдбери «Воспоминания»

«Библиотеки меня воспитали. Я не верю колледжам и университетам, а верю в библиотеки... Я получил образование в библиотеке, не в колледже».

Нравственной ценности художественной литературы

Р. Брэдбери «451° по Фаренгейту»

В утопическом мире будущего нет социальных проблем. Они были побеждены уничтожением книг - ведь литература заставляет думать. Костры из художественных произведений символизируют гибель человеческой духовности, превращение людей в заложников примитивной массовой культуры.

Ю. Бондарев «Редкий дар»

В своей статье писатель рассуждает о том, как с детства сказки и стихи Корнея Ивановича Чуковского закладывают в читателях великие качества человечности: благородство, любовь к жизни, ненависть ко злу, трусости, жестокости.

В. Шукшин

«Литература должна помочь понять нам, что с нами происходит.»

Роли живописи в жизни человека

Б. Екимов «Музыка старого дома»

Этюды Шишкина, Серова в Русском музее помогли рассказчику увидеть красоту земли, людей, жизни.

Роли искусства в жизни человека человека

В. Тендряков «Свидание с Нефертити»

Сохранения культуры

Д.С. Лихачев «Письма о добром и прекрасном»

Сменяются политические эпохи, но в нашей стране отношение власти к памятникам отечественной культуры, к церквам, музеям, библиотекам никогда не вселяло оптимизма. Экология культуры должна стать одной из важнейших задач современности: ведь в ней истоки нравственности, без которой немыслим человек.

Р. Брэдбери «Улыбка»

Мальчик Том во время очередной «культурной революции», рискуя жизнью, уносит и прячет холст, на котором изображена Джоконда. Он хочет сохранить его, чтобы впоследствии вернуть людям: Том верит, что настоящее искусство способно облагородить даже дикую толпу.

Взаимоотношений власти и личности, власти и художника

Мастер в романе не создан для той жестокой борьбы, на которую его обрекает общество и не понимает, что, став писателем, он тем самым превращается в конкурента бездарей и демагогов, захвативших «литературную ниву» и считающих её своей своей вотчиной. Они бездарны и потому ненавидят талантливых людей; у них, приспособленцев и холуев, страшную злобу вызывает человек внутренне свободный, который говорит только то, что думает. И они стараются его уничтожить.

А.И. Герцен «Сорока- воровка»

Главная героиня повести Анета - талантливая крепостная актриса богатого князя Сталинского. Один из фаворитов князя

Я. Голованов «Этюды об ученых»

Жизнь известного русского изобретателя Ивана Кулибина – это суровое обвинение невежеству и бюрократизму. Его крупнейшие проекты так и не вошли в нашу жизнь: они остались лежать в чиновничьих папках. Когда для серьезной работы требовалась помощь властей, перед изобретателям возникала стена равнодушия.

ПРОЧИЕ ПРОБЛЕМЫ

Личности и власти

М.Замятин «Мы»

Единое государство с его тоталитарной властью уничтожило личность в каждом: в стране нет людей, а есть «нумера», похожие на запрограммированных людей.

Господства зла в мире (справедливого возмездия)

М. Булгаков «Мастер и Маргарита»

Зло господствует потому, что нет в обществе силы, способной его разоблачить и наказать, а наказать, по Булгакову, надо: писатель явно не является сторонником идеи непротивления злу насилием, напротив, по его мнению, привести в чувство людей, закосневших в зле, возможно только силой и даже насилием, страхом, потому что эти люди ведут себя по – человечески лишь тогда, когда боятся вести себя иначе. Свита Воланда, таким образом, воплощает в романе принцип справедливости, возмездия.

Задание 25.(1)Дом… Дом… Дом…
(2)Домский собор, с петушком на шпиле. (3)Высокий, каменный, он по-над Ригой звучит.
(4)Звуки качаются, как ладанный дым. (5)Они густы, осязаемы. (6)Они всюду, и всё наполнено ими: душа, земля, мир.
(7)Всё замерло, остановилось.
(8)Душевная смута, вздорность суетной жизни, мелкие страсти, будничные заботы – всё-всё это осталось в другом месте, в другом свете, в другой, отдалившейся от меня жизни, там, там где-то.
(9)Может, всё, что до этого было, – сон? (10)Война, кровь, братоубийство, сверхчеловеки, играющие людскими судьбами ради того, чтобы утвердить себя над миром.
(11)Зачем так напряжённо и трудно живём мы на земле нашей? (12)Зачем? (13)Почему?
(14)Дом. Дом. Дом.
(15)Благовест. (16)Музыка. (17)Мрак исчез. (18)Взошло солнце. (19)Всё преображается вокруг.
(20)Зал полон людьми, старыми и молодыми, русскими и нерусскими, злыми и добрыми, порочными и светлыми, усталыми и восторженными.
(21)И никого нет в зале!
(22)Есть только моя присмирелая, бесплотная душа, она сочится непонятной болью и слезами тихого восторга.
(23)Она очищается, душа-то, и чудится мне, весь мир затаил дыхание, задумался этот клокочущий, грозный наш мир, готовый вместе со мною пасть на колени, покаяться, припасть иссохшим ртом к святому роднику добра…
(24)Домский собор! (25)Домский собор! (26)Музыка! (27)Что ты сделала со мною? (28)Ты ещё дрожишь под сводами, ещё омываешь душу, леденишь кровь, озаряешь светом всё вокруг, стучишься в броневые груди и больные сердца, но уже выходит человек в чёрном и кланяется сверху. (29)Маленький человек, тужащийся уверить, что это он сотворил чудо. (30)Волшебник и песнопевец, ничтожество и бог, которому подвластно всё: и жизнь, и смерть.
(31)Домский собор. (32)Домский собор.
(33)Здесь не рукоплещут. (34)Здесь люди плачут от ошеломившей их нежности. (35)Плачет каждый о своём. (36)Но вместе все плачут о том, что кончается, спадает прекрасный сон, что кратковечно волшебство, обманчиво сладкое забытьё и нескончаемы муки.
(37)Домский собор. (38)Домский собор.
(39)Ты в моём содрогнувшемся сердце. (40)Склоняю голову перед твоим певцом, благодарю за счастье, хотя и краткое, за восторг и веру в разум людской, за чудо, созданное и воспетое этим разумом, благодарю тебя за чудо воскрешения веры в жизнь. (41)3а всё, за всё благодарю!
В жизни каждого человека особое место занимает музыка.
Удивительно, как ноты, инструмент и талант музыканта способны благотворно влиять на душу человека, заставлять переосмыслить то, что, казалось бы, мы почитаем за непреложные истины.
Это особый вид искусства, силу воздействия которого вряд ли можно было бы с чем-либо сравнить. Так какова же роль музыки в жизни человека? Именно эту проблему и поднимает Виктор Петрович Астафьев в предложенном отрывке.
Автор находится в рижском Домской церкви, он очарован музыкой, которая, «как ладанный дым», витает в воздухе. Виктор Петрович отмечает, что в это время для него не существует того, что тревожит нас в обыденной жизни. Все это там, за стенами церкви, там, где нет этих волшебных мотивов.
Риторические вопросы переполняют его, заставляя задуматься о жестокости человека, напрасности войн, крови и братоубийства. Зал полон и пуст. Антитеза помогает абстрагироваться от человеческого обличия, ибо сейчас в церкви есть только «присмирелая, бесплотная душа» и музыка.
Мир, а вместе с ним и Виктор Петрович готовы «пасть на колени, покаяться, припасть иссохшим ртом к святому роднику добра». Автор использует развернутую метафору для того, показать, как музыка воздействует на грешного человека.
Позиция автора предельно ясна. Музыка способна исцелять людские сердца. Под ее влиянием меняется душевное состояние человека, его взгляд на окружающий мир. Виктор Петрович благодарит музыку и ее

Пишем сочинение в. п. астафьев «домский собор» . – скачать презентацию

Слайд 1
Описание слайда:
ПИШЕМ СОЧИНЕНИЕ В. П. Астафьев «Домский собор» .
Слайд 2
Слайд 3
Слайд 4
Слайд 5
Слайд 6
Слайд 7
Слайд 8
Слайд 9
Слайд 10
Слайд 11
Описание слайда:
Назывное предложение, в котором формулируем тему Назывное предложение, в котором формулируем тему текста (например, Музыка… Волшебные звуки…) Риторический вопрос, обращенный ко всем или к самому себе (Что значит музыка в жизни каждого из нас? Или: Почему человек в минуты печали или радости поёт, слушает музыку? Чем она помогает?) Общая фраза, подводящая к формулировке проблемы именно этого текста (например, Очень многие размышляли над этой проблемой, не оставили они равнодушными и NN, который рассматривает вопрос о роли музыки в…) ЕСЛИ ТОБОЙ ВЕРНО РЕШЕНО ЗАДАНИЕ А28, ТЫ СМОЖЕШЬ ВЫЯВИТЬ АВТОРСКУЮ ПОЗИЦИЮ. Задав к ней вопрос, сформулируешь проблему.
Слайд 12
Слайд 13
Слайд 14
Описание слайда:
В комментарии не должно быть В комментарии не должно быть пересказа исходного текста или любой его части; рассуждений по поводу всех проблем текста; комментариев о действиях героев текста; общих рассуждений о тексте, ведь вам нужно прокомментировать одну из проблем!
Слайд 15
Слайд 16
Слайд 17
Слайд 18
Слайд 19
Описание слайда:
четко, прямо, непосредственно четко, прямо, непосредственно в названии текста; в отдельных предложениях текста; через ряд аргументов;
Слайд 20
Слайд 21
Слайд 22
Описание слайда:

Как корректно возразить автору, излагая свою позицию Как корректно возразить автору, излагая свою позицию Автор, по – моему, не совсем прав, утверждая, что… Точка зрения автора, конечно, интересна, но я считаю, что… На мой взгляд, автор несколько категоричен в своих суждениях.

Авторская точка зрения, как мне кажется, довольно спорна.
Я считаю, что не совсем справедливо утверждение автора о том, что… По – моему, автор не совсем прав, не замечая тот факт, что… Утверждение, высказанное автором,не вызывает сомнений, но, насколько я знаю, есть и такая точка зрения:… Аргументы автора убедительны, но вряд ли можно согласиться с тем, что…
Слайд 23
Слайд 24
Слайд 25
Описание слайда:
Примеры из собственного жизненного опыта Примеры из собственного жизненного опыта Примеры из книг, кинофильмов, радио- и телепередач Цитаты (если помните их дословно) Предположительный пример Обращение к здравому смыслу аудитории Выводы науки
Слайд 26
Описание слайда:
Обращение к читательскому опыту – сильнейший аргумент сочинения. Но обращаться к нему нужно в том случае, если ты хорошо помнишь и автора книги, и само произведение, чтобы избежать фактических ошибок.

Когда вы будете обращаться к русской классической литературе, запомните такое правило: не допускайте выражений типа Александр Пушкин, или, говоря, допустим, о М. И.

Цветаевой, нельзя назвать её Марина; говоря о героях литературного произведения, именуйте их так, как это делает автор (Евгений Базаров, но не Женя, Татьяна Ларина, но не Таня, Катерина (из «Грозы»), но не Екатерина. Необходимо соблюдать корректность и точность, иначе вы потеряете баллы по критериям К 11, К 12.
Слайд 27
Слайд 28
Слайд 29
Слайд 30
Слайд 31

Книга Затеси. Автор – Астафьев Виктор Петрович. Содержание – Домский собор

Часто рвалась связь, и работы у нас было невпроворот. Телефонная линия была протянута по парку и уходила в подвал панского дома, куда прибыл, обосновался командир роты со своей челядью.
По заведенному не нами, очень ловкому порядку, если связь рвалась, мы, и без того затурканные и задерганные связисты с передовой, должны были исправлять ее под огнем, а ротные связисты - нас ругать, коль мы не шибко проворно это делали.
В свою очередь, ротные связисты бегали по связи в батальон; батальонные - в полк, а дальше уж я не знаю, что и как делалось, дальше и связь-то повреждалась редко, и связисты именовали себя уже телефонистами, они были сыты, вымыты и на нас, окопных землероек, смотрели с барственной надменностью.
Бегая по нитке связи, я не раз замечал копающегося в парке Абдрашитова.

Маленький, с неумело обернутыми обмотками, он весь уж был в глине и гипсе, исхудал и почернел совсем и на мое бойкое «салям алейкум!», тихо и виновато улыбаясь, отвечал: «Здравствуйте!» Я спрашивал его, ел ли он.

Богиню над фонтаном Абдрашитов и поляк починили. Замазали раны на ней нечистым гипсом, собрали грудь, но без сосца собрали. Богиня сделалась уродлива, и ровно бы бескровные жилы на ней выступили, она нисколько не повеселела. Все так же скорбно склонялась богиня в заплатах над замолкшим фонтаном, в котором догнивали рыбки и чернели осклизлые лилии.

Немцы что-то пронюхали насчет нашего наступления и поливали передовую изо всего, что у них было в распоряжении.
С напарником рыскали мы по парку, чинили связь и ругали на чем свет стоит всех, кто на ум приходил.
В дождливое, морочное утро ударили наши орудия - началась артподготовка, закачалась земля под ногами, посыпались последние плоды с деревьев в парке, и лист закружило вверху.

Командир взвода приказал мне сматывать связь и с катушкой да телефонным аппаратом следовать за ними в атаку. Я весело помчался по линии сматывать провода: хоть и уютно в панской избе и усадьбе, а все же надоело - пора и честь знать, пора и вперед идти, шуровать немца до Берлина еще далеко.

Неслись снаряды надо мною с разноголосыми воплями, курлыканьем и свистом.
Немцы отвечали реденько и куда попало - я был опытный уже солдат и знал: лежала сейчас немецкая пехота, уткнувшись носом в землю, и молила Бога о том, чтобы у русских запас снарядов скорее кончился.
«Да не кончится! Час и десять минут долбить будут, пока смятку из вас, лиходеев, не сделают», - размышлял я с лихорадочным душевным подъемом. Во время артподготовки всегда так: жутковато, трясет всего внутри и в то же время страсти в душе разгораются.
Я как бежал с катушкой на шее, так и споткнулся, и мысли мои оборвались: богиня Венера стояла без головы, и руки у нее были оторваны, лишь осталась ладошка, которой она прикрывала стыд, а возле забросанного землей фонтана валялись Абдрашитов и поляк, засыпанные белыми осколками и пылью гипса. Оба они были убиты. Это перед утром обеспокоенные тишиной немцы делали артналет на передовую и очень много снарядов по парку выпустили.
Поляк, установил я, ранен был первый - у него еще в пальцах не высох и не рассыпался кусочек гипса. Абдрашитов пытался стянуть поляка в бассейн, под фонтанчик, но не успел этого сделать - их накрыло еще раз, и успокоились они оба.

Лежало на боку ведерко, и вывалилось из него серое тесто гипса, валялась отбитая голова богини и одним беззрачным оком смотрела в небо, крича пробитым ниже носа кривым отверстием. Стояла изувеченная, обезображенная богиня Венера. А у ног ее, в луже крови, лежали два человека - советский солдат и седовласый польский гражданин, пытавшиеся исцелить побитую красоту.

Дом… Дом… Дом…
Домский собор, с петушком на шпиле. Высокий, каменный, он по-над Ригой звучит.
Пением органа наполнены своды собора. С неба, сверху плывет то рокот, то гром, то нежный голос влюбленных, то зов весталок, то рулады рожка, то звуки клавесина, то говор перекатного ручья…
И снова грозным валом бушующих страстей сносит все, снова рокот.
Звуки качаются, как ладанный дым. Они густы, осязаемы. Они всюду, и все наполнено ими: душа, земля, мир.
Все замерло, остановилось.
Душевная смута, вздорность суетной жизни, мелкие страсти, будничные заботы - все-все это осталось в другом месте, в другом свете, в другой, отдалившейся от меня жизни, там, там где-то.
«Может, все что было до этого, - сон? Войны, кровь, братоубийство, сверхчеловеки, играющие людскими судьбами ради того, чтобы утвердить себя над миром.
Зачем так напряженно и трудно живем мы на земле нашей? Зачем? Почему?»
Дом. Дом. Дом…
Благовест. Музыка. Мрак исчез. Взошло солнце. Все преображается вокруг.

Нет собора с электрическими свечками, с древней лепотой, со стеклами, игрушечно и конфетно изображающими райскую жизнь. Есть мир и я, присмиревший от благоговения, готовый преклонить колени перед величием прекрасного.

Зал полон людьми, старыми и молодыми, русскими и нерусскими, партийными и беспартийными, злыми и добрыми, порочными и светлыми, усталыми и восторженными, всякими.
И никого нет в зале!
Есть только моя присмирелая, бесплотная душа, она сочится непонятной болью и слезами тихого восторга.
Она очищается, душа-то, и чудится мне, весь мир затаил дыхание, задумался этот клокочущий, грозный наш мир, готовый вместе со мною пасть на колени, покаяться, припасть иссохшим ртом к святому роднику добра…

И вдруг, как наваждение, как удар: а ведь в это время где-то целят в этот собор, в эту великую музыку… пушками, бомбами, ракетами…

Не может этого быть! Не должно быть!
А если есть. Если суждено умереть нам, сгореть, исчезнуть, то пусть сейчас, пусть в эту минуту, за все наши злые дела и пороки накажет нас судьба. Раз не удается нам жить свободно, сообща, то пусть хоть смерть наша будет свободной, и душа отойдет в иной мир облегченной и светлой.
Живем мы все вместе. Умираем по отдельности. Так было века. Так было до этой минуты.
Так давайте сейчас, давайте скорее, пока нет страха. Не превратите людей в животных перед тем, как их убить. Пусть рухнут своды собора, и вместо плача о кровавом, преступно сложенном пути унесут люди в сердце музыку гения, а не звериный рев убийцы.

Домский собор! Домский собор! Музыка! Что ты сделала со мною? Ты еще дрожишь под сводами, еще омываешь душу, леденишь кровь, озаряешь светом все вокруг, стучишься в броневые груди и больные сердца, но уже выходит человек в черном и кланяется сверху. Маленький человек, тужащийся уверить, что это он сотворил чудо. Волшебник и песнопевец, ничтожество и Бог, которому подвластно все: и жизнь, и смерть.

Домский собор. Домский собор.
Здесь не рукоплещут. Здесь люди плачут от ошеломившей их нежности. Плачет каждый о своем. Но вместе все плачут о том, что кончается, спадает прекрасный сон, что кратковечно волшебство, обманчиво сладкое забытье и нескончаемы муки.
12

Сочинение на отлично! Не подходит? => воспользуйся поиском у нас в базе более 20 000 сочинений и ты обязательно найдешь подходящее сочинение по теме Изложение «Видение» - (Астафьев)!!! =>>>
Густой утренний туман пал на озеро Кубенское. Не видать берегов, не видать бела света. Как и когда поднялось солнце - я не заметил. Туманы отдалились к берегам, озеро сделалось шире, лед на нем как будто плыл и качался.
И вдруг над этим движущимся, белым в отдалении и серым вблизи льдом я увидел парящий в воздухе храм. Он, как легкая, сделанная из папье-маше игрушка, колыхался и подпрыгивал в солнечном мареве, а туманы покачивали его на волнах своих.
Храм этот плыл навстречу мне, легкий, белый, сказочно прекрасный. Я отложил удочку, завороженный.

За туманом острыми вершинами проступила щетка лесов. Уже и дальнюю заводскую трубу сделалось видно, и крыши домишек. А храм все еще парил надо льдом, опускаясь все ниже и ниже, и солнце играло в маковке его, и весь он был озарен светом, и дымка светилась под ним.

Наконец храм опустился на лед, утвердился. Я молча указал на него, думая, что мне пригрезилось, что я в самом деле заснул и мне явилось видение из тумана.
- Спас-камень,- коротко молвил товарищ мой.
И тогда я вспомнил, как говорили мне друзья о каком-то Спас-камне. Но я думал, что камень - он просто камень.
А тут Спас-камень - храм! Монастырь!
Не отрывая глаз от удочки, товарищ пробубнил мне историю этого дива. В честь русского воина-князя, боровшегося за объединение северных земель, был воздвигнут этот памятник-монастырь.

Предание гласит, что князь, спасавшийся от врагов, начал тонуть в тяжелых латах и пошел уже ко дну, как вдруг почувствовал под ногами камень, который и спас его. И вот в честь этого чудесного спасения на подводную гряду были навалены камни и земля с берега.

На лодках и по перекидному мосту, который каждую весну сворачивало ломающимся на озере льдом, монахи натаскали целый остров и поставили на нем монастырь. Расписывал его знаменитый Дионисий.
Однако уже в наше время, в начале тридцатых годов, в колхозах развернулось строительство и потребовался кирпич. Но монахи были отличными строителями и из кирпича сотворили монолит.
Пришлось взорвать монастырь. Рванули - и все равно кирпича не взяли: получилась груда развалин, и только.

Осталась от монастыря одна колоколенка и жилое помещение, в котором нынче хранятся сети и укрываются от непогоды рыбаки…

Я смотрел на залитый солнцем храм. Озеро уже распеленалось совсем, туманы поднялись высоко. Среди огромного, бесконечно переливающегося бликами озера стоял на льду храм - белый, словно бы хрустальный, и все еще хотелось ущипнуть себя, увериться, что все это не во сне, не миражное видение.
Дух захватывает, как подумаешь, каким был этот храм, пока не заложили под него взрывчатку!
- Да, - говорит товарищ все так же угрюмо. - Такой был, что и словами не перескажешь. Чудо, одним словом, чудо, созданное руками и умом человеческим.
Я смотрю и смотрю на Спас-камень, забыв про удочки, и про рыбу, и про все на свете.

Изложение «Видение» - (Астафьев)

В. П. Астафьев, «Домский собор»: краткое содержание, особенности произведения и отзывы

Виктор Петрович Астафьев – автор рассказа «Домский собор» – родился в смутное время и сполна глотнул всех бед и несчастий, которых только могла приготовить ему судьба.
С ранних лет жизнь не баловала его: сначала умерла мать, а Виктор так до конца жизни и не смог с этим смириться, позже отец привел в дом новую супругу, но та не стерпела мальчика. Так он оказался на улице.
Позднее Виктор Петрович напишет в своей биографии, что самостоятельную жизнь он начал внезапно и без всякой подготовки.

Мастер литературы и герой своего времени

Литературная жизнь В. П. Астафьева будет довольно насыщенной, а произведения полюбятся всем читателям, от самых маленьких до самых серьезных.
Рассказ Астафьева «Домский собор», несомненно, занял одно из самых почетнейших мест в его литературной биографии и даже спустя годы не перестает находить себе ценителей среди современного поколения.

В. Астафьев, «Домский собор»: краткое содержание

В зале, переполненном людьми, звучит органная музыка, от чего у лирического героя возникают различные ассоциации.
Он анализирует эти звуки, сопоставляет их то с высокими и звонкими звуками природы, то с шипящими и низкими раскатами грома. В одночасье у него перед глазами возникает вся его жизнь – и душа, и земля, и мир.
Он вспоминает войну, боль, потери и, пораженный звучанием органа, готов преклонить колени перед величием прекрасного.

Несмотря на то что зал полон людей, лирический герой продолжает ощущать себя одиноким. Вдруг у него мелькает мысль: он хочет, чтобы все рухнуло, все палачи, убийцы, а в душах людей звучала музыка.

Он рассуждает о людском существовании, о смерти, о жизненном пути, о значимости маленького человека в этом большом мире и понимает, что Домский собор – это место, где живет нежная музыка, где запрещены все рукоплескания и другие возгласы, что это дом тишины и спокойствия. Лирический герой преклоняет свою душу перед собором и от всего сердца благодарит его.

Анализ произведения «Домский собор»

Теперь рассмотрим подробнее рассказ, который написал Астафьев («Домский собор»). Анализ и комментарии к рассказу можно представить так.
С первых строк читатель наблюдает восхищение автора величественным произведением архитектурного искусства – Домским собором. Виктору Петровичу не один раз приходилось навещать этот собор, который вскоре пришелся ему по душе.
Само здание Домского собора, находящееся в столице Латвии – Риге, сохранилось до наших дней только частично.
Выполненный в стиле рококо, собор был построен по проекту заграничных скульпторов и архитекторов, приглашенных специально для возведения нового строения, которое звучало бы в веках и осталось прекрасным напоминанием последующим поколениям о былых временах.

Но настоящей достопримечательностью собор сделал именно орган, обладающий невероятной акустической силой. Великие композиторы-виртуозы писали свои произведения специально для этого величественного органа и там же, в соборе, давали концерты.

Благодаря ассонансам и диссонансам, которые В. П. Астафьев мастерски использует в начале рассказа, читатель может ощутить себя на его месте.
Мелодии органа, сравниваемые с раскатами грома и рокотом волн, со звуками клавесина и звонкого ручья, долетают до нас, казалось бы, сквозь пространство и время…
Писатель старается сравнить звуки органа со своими мыслями. Он понимает, что все те ужасные воспоминания, боль, горе, мирская суета и нескончаемые проблемы – все исчезло в одно мгновенье. Настолько величественной силой обладает звучание органа.

«Домский собор» по праву одно из его глубочайших философских произведений.

Образ одиночества и души в рассказе

Одиночество – это не факт, а состояние души. И если человек одинок, то даже в обществе он будет продолжать считать себя таким. Сквозь строки произведения звучит органная музыка, и лирический герой вдруг понимает, что все те люди – злые, добрые, старые и молодые – они все растворились. Он ощущает в переполненном зале только себя и никого больше…
И тут как гром среди ясного неба, героя пронзает мысль: он понимает, что в эту самую минуту кто-то, возможно, пытается уничтожить этот собор. В его голове роятся бесконечные мысли, а исцеленная звуками органа душа готова в одночасье умереть за эту божественную мелодию.

Музыка прекратила звучание, но оставила неизгладимый отпечаток на душе и сердце автора. Он, находясь под впечатлением, анализирует каждый прозвучавший звук и не может не сказать ему просто «спасибо».

Лирический герой получил исцеление от накопившихся проблем, горя и убивающей суеты большого города.

Жанр «Домского собора»

Что еще можно сказать о рассказе «Домский собор» (Астафьев)? Жанр произведения определить трудно, потому что оно имеет в себе обозначения нескольких жанров. «Домский собор» написан в жанре эссе, отображающем внутреннее состояние автора, впечатления от одного жизненного события. Впервые Виктор Астафьев «Домский собор» опубликовал в 1971 году. Рассказ вошел в цикл «Затеси».

«Домский собор»: план сочинения

Домский собор – обитель музыки, тишины и душевного спокойствия.

Переполненная музыкой атмосфера, вызывающая множество ассоциаций.

Только звуки музыки могут настолько тонко и глубоко задевать струны человеческой души.

Избавление от бремени, душевной тяжести и скопившегося негатива под воздействием чудесного лекарства.

Благодарность лирического героя за исцеление.

В заключение

Стоит отметить, что автор, несомненно, обладает тонкой душевной организацией, ибо настолько прочувстовать музыку, исцелиться под ее воздействием и тонкими нежными словами передать свое внутреннее состояние читателю сможет далеко не каждый. Виктор Астафьев как феномен нашего времени заслуживает почтения. И непременно каждому стоит прочитать произведение Виктора Астафьева «Домский собор».

Но пока еще не выжили…
По берегу, по плодоносному песку или дресвянику, в крошеве камешника растут яркие, крупные цветы, россыпью - черничник, голубика и дивная ягода севера - княженика. Эта неженка, цветущая неброским розовым цветком, растет всюду островками, загорожена тонкими жердочками и ветвями, над нетолстыми пеньками стоят связанные треугольником жердочки. Бывали тут разные людишки, секли реденький, стойкий лесок бездумно, что поближе, что топору сподручней, оголили мыс, но природа не сдается. В раскоренье пеньев, которые часто не толще человеческого кулака, вдруг зашевелится куропашечным птенчиком, задрожит пушком хвои побег лиственницы - основного здесь дерева, годного на стройматериалы, на топливо, на дрова, на жерди, на плахи для ловушек, и погибнуть тому росточку, что и птенцу лесотундры, суждено чаще, чем выжить.
Парни-первопоселенцы над каждым побегом поставили треугольники - смотри, человек и зверь, не наступи на лесного младенца, не растопчи его - в нем будущая жизнь планеты.
«Добрый знак жизни - их так мало осталось и еще меньше появляется вновь, - глядя на те жердяные треугольники, под которыми растут малые деревца, - подумал я. - Сделать бы их экологическим знаком нашего сибирского края, может, и всей страны, может, и всего мира».
Между тем парней-то дотаптывают потихоньку, с места сживают - перестали принимать у них рыбу, грозятся на пушнину договор не заключать. Парни подумывают в Канаду махнуть, там обжить таежное или тундряное место, и кто молча и зло, кто доброжелательно и сочувственно в спину подталкивают: «Вот и поезжайте подалее, не раздражайте наш люд бескорыстием своим, самостоятельностью этой, не по сердцу она нам».
«И не по уму!» - добавлю я от себя.

Вкус талого снега

Лет уже тому… много лет, кажется, век назад, сидел я на склоне Урала, на старых вырубках с ружьем среди пеньев и кореньев, слушал и не мог наслушаться весеннего разгульного хора птиц, от которого качалось небо. Земля и всё на ней замерли, не шевелились, веточкой единой не качали, дивясь тому чуду, тому празднику, которому сама же она и была творцом.
Утро пролетело, туманы осели, солнце поднялось высоко, но птицы все не унимались, и меж пеньев, кореньев и кустов все шипели, все уркали и воинственно подпрыгивали распетушившиеся косачи.
Поднявшись из засидки, я тут же подрубленно осел - занемели ноги. Много я часов просидел, от темнозори до солнца, и не заметил времени. И только сделал я шаг, из-под ног моих, затрещав крыльями, черной бомбой катнулся косач, ткнулся в одинокую березу и вытаращился на меня.
Я выстрелил. Косач, ударяясь о ветви, клубя перо, покатился вниз, захлопался под березой, и только протянул я руку, чтобы взять птицу, как услышал над головой мелкую сыпь и щелчки дождя. Я поднял голову - небо было чисто, солнечно, однако в лицо мне, сгущаясь, падали и падали капли, облизнувшись, я почувствовал вкус талого снега, слабенькую, нежную сладь на губах и понял - это сок, березовый сок.
Падая вниз, косач выбил из пазухи березы, оторвал от ствола ветку, да и дробью пробило белую кору, и дерево тут же заплакало, зачастило слезами, будто нутром и кожей предчувствовало, что следующей весной с самолетом обсыплют порошком эти бесконечные вырубки, эту землю, на которой природе почти удалось залечить раны и нарожать зверюшек, птиц и разной живности.
Сам охотник будет идти в полуубитых молодых зарослях по щиколотки в пере и плакать, слыша, как хрустят под сапогами хрупкие косточки, и со смятением в сердце думать о будущем. Брызнет ли березовый сок в лицо детишкам нашим и внукам, почувствуют ли они пенную сладость талого чистого снега на губах, услышат ли пенье птиц, да такое, что от него даже качается небо и забывается земля хмельная, ошалелая от вешнего удальства и разгула?

Мелодия

Пестрый лист. Красный шиповник. Искры обклеванной калины в серых кустах. Желтая хвойная опадь с лиственниц. Черная, обнаженная в полях земля под горою. Зачем так скоро?!

Строка

Опять пришла зима. Холодно. Эта строка приснилась мне теплой летней ночью.

Приветное слово

Холодно. Ветрено. Конец весны, а приходится на прогулку прятаться в лес.
Иду. Кашляю. Скриплю. Надо мной пустынно шумят березы, никак не разрождающиеся листом, сережками лишь обвешанные и щепотками зеленых почек осененные. Настроение мрачное. Думается в основном о конце света.
Но вот навстречу по вытоптанной тропинке чешет на трехколесном велосипеде девочка в красной куртке и в красной шапочке. За ней мама коляску катит с малышом. - Длястуй, дядя! - сияя чернущими глазами, кричит девочка и шурует дальше.
«Здравствуй, маленькая! Здравствуй, дитятко мое!» - хочется крикнуть и мне, да я не успеваю.
Мать в синем плащике, наглухо застегнутом, - боится застудить грудь, поравнявшись со мной, устало улыбнулась:
- Ей пока еще все люди - братья!
Оглянулся - мчится девочка в распахнутой красной куртке по весеннему березняку, приветствует всех, всему радуется.
Много ль человеку надо? Вот и мне сделалось легче на душе.

Тетрадь 2

Как лечили богиню

Домский собор

Дом… Дом… Дом…
Домский собор, с петушком на шпиле. Высокий, каменный, он по-над Ригой звучит.
Пением органа наполнены своды собора. С неба, сверху плывет то рокот, то гром, то нежный голос влюбленных, то зов весталок, то рулады рожка, то звуки клавесина, то говор перекатного ручья…
И снова грозным валом бушующих страстей сносит все, снова рокот.
Звуки качаются, как ладанный дым. Они густы, осязаемы. Они всюду, и все наполнено ими: душа, земля, мир.
Все замерло, остановилось.
Душевная смута, вздорность суетной жизни, мелкие страсти, будничные заботы - все-все это осталось в другом месте, в другом свете, в другой, отдалившейся от меня жизни, там, там где-то.
«Может, все что было до этого, - сон? Войны, кровь, братоубийство, сверхчеловеки, играющие людскими судьбами ради того, чтобы утвердить себя над миром.
Зачем так напряженно и трудно живем мы на земле нашей? Зачем? Почему?»
Дом. Дом. Дом…
Благовест. Музыка. Мрак исчез. Взошло солнце. Все преображается вокруг.
Нет собора с электрическими свечками, с древней лепотой, со стеклами, игрушечно и конфетно изображающими райскую жизнь. Есть мир и я, присмиревший от благоговения, готовый преклонить колени перед величием прекрасного.
Зал полон людьми, старыми и молодыми, русскими и нерусскими, партийными и беспартийными, злыми и добрыми, порочными и светлыми, усталыми и восторженными, всякими.
И никого нет в зале!
Есть только моя присмирелая, бесплотная душа, она сочится непонятной болью и слезами тихого восторга.
Она очищается, душа-то, и чудится мне, весь мир затаил дыхание, задумался этот клокочущий, грозный наш мир, готовый вместе со мною пасть на колени, покаяться, припасть иссохшим ртом к святому роднику добра…
И вдруг, как наваждение, как удар: а ведь в это время где-то целят в этот собор, в эту великую музыку… пушками, бомбами, ракетами…
Не может этого быть! Не должно быть!
А если есть. Если суждено умереть нам, сгореть, исчезнуть, то пусть сейчас, пусть в эту минуту, за все наши злые дела и пороки накажет нас судьба. Раз не удается нам жить свободно, сообща, то пусть хоть смерть наша будет свободной, и душа отойдет в иной мир облегченной и светлой.
Живем мы все вместе. Умираем по отдельности. Так было века. Так было до этой минуты.
Так давайте сейчас, давайте скорее, пока нет страха. Не превратите людей в животных перед тем, как их убить. Пусть рухнут своды собора, и вместо плача о кровавом, преступно сложенном пути унесут люди в сердце музыку гения, а не звериный рев убийцы.
Домский собор! Домский собор! Музыка! Что ты сделала со мною? Ты еще дрожишь под сводами, еще омываешь душу, леденишь кровь, озаряешь светом все вокруг, стучишься в броневые груди и больные сердца, но уже выходит человек в черном и кланяется сверху. Маленький человек, тужащийся уверить, что это он сотворил чудо. Волшебник и песнопевец, ничтожество и Бог, которому подвластно все: и жизнь, и смерть.
Здесь не рукоплещут. Здесь люди плачут от ошеломившей их нежности. Плачет каждый о своем. Но вместе все плачут о том, что кончается, спадает прекрасный сон, что кратковечно волшебство, обманчиво сладкое забытье и нескончаемы муки.
Домский собор. Домский собор.
Ты в моем содрогнувшемся сердце. Склоняю голову перед твоим певцом, благодарю за счастье, хотя и краткое, за восторг и веру в разум людской, за чудо, созданное и воспетое этим разумом, благодарю тебя за чудо воскрешения веры в жизнь. За все, за все благодарю!

Кладбище

Как минует пароход роскошную территорию с домами, теремками, загородью для купающихся, с живучими вывесками на берегу: «Запретная зона пионерлагеря», - впереди виден сделается мыс при слиянии рек Чусовой и Сылвы. Подмыт он водою, поднимающейся веснами и падающей в зиму.
Напротив мыса, по ту сторону Сылвы, сухие тополя в воде стоят.
Молодые и старые тополя, все они черны и с обломавшимися ветками. Но на одном скворечник вниз крышею висит. Иные тополя наклонились, иные еще прямо держатся и со страхом смотрят в воду, которая все вымывает и вымывает их корни, и берег все ползет, ползет, и скоро уж двадцать лет минет, как разлилось своедельное море, а берега настоящего все нет, все рушится земля.
В прощёный день приходят с окрестных деревень и с кирпичного завода люди, бросают в воду крупу, крошат яичко, хлебушко щипают.
Под тополями, под водой кладбище.
Когда заполнялось Камское водохранилище, большой штурм был. Множество людей и машин сгребали лес, дома, осиротевшие постройки и сжигали их. Костры были на сотни верст. Тогда же и упокойных перемещали на горы.
Это кладбище рядом с поселком Ляды. Невдалеке отсюда, в селе Троица, жил и работал когда-то вольный, удалой поэт Василий Каменский.
На лядовском кладбище тоже велась работа перед заполнением своедельного моря. Быстрая работа. Перетащили строители в гору с десяток свежих домовин, заверились справкой из сельсовета о выполненном обязательстве, магарыч по случаю благополучно завершенного дела распили и уехали. Тополя кладбищенские под воду пошли, и могилы - под воду. Костей потом много на дне белело. И рыба тут косяком стояла. Лещи большие. Рыбу местные жители не ловили и наезжим людям ловить не давали. Греха боялись.
А потом упали засохшие тополя в воду. Первым тот упал, что со скворечником стоял, самый он старый, самый костлявый и самый горестный был.
Новое кладбище на горе образовалось. Его давно уже травою затянуло. А деревца ни одного там нет, даже кусточка ни единого. И ограды нету. Поло кругом. Ветер с водохранилища идет. Травы шевелит и свистит ночами в крестах, в деревянных и железных пирамидках. Пасутся здесь ленивые коровы и тощие козы в репьях. Жуют они травку и венки пихтовые с могил жуют. Среди могил, на хилой траве, не ведая ни трепета, ни страха, валяется молодой пастух и сладко спит, обдуваемый ветерком с большой воды.
И рыбу начали ловить там, где упали тополя. Пока наезжие, незнающие люди ловят, но и местные жители скоро начнут.
Уж очень здорово вечерами в парную погоду берет лещ на этом месте…

Звезды и елочки

В Никольском районе, на родине покойного поэта Яшина, я впервые увидел звездочки, прибитые к торцам углов сельских изб, и решил, что это пионеры-тимуровцы в честь какого-то праздника украсили деревню…
Зашли мы в одну избу испить водицы. Жила в той деревянной избе, с низко спущенными стропилами и узко, в одно стекло, прорубленными окнами, приветливая женщина, возраст которой сразу не определить было - так скорбно и темно лицо ее. Но вот она улыбнулась: «Эвон, сколько женихов-то мне сразу привалило! Хоть бы взяли меня с собой да заблудили в лесу…» И мы узнали в ней женщину, чуть перевалившую за середину века, но не раздавленную жизнью.
Женщина складно шутила, светлела лицом и, не зная, чем нас угостить, все предлагала гороховые витушки, а узнавши, что мы никогда не пробовали этакой стряпни, непринужденно одарила нас темными крендельками, высыпав их с жестяного листа на сиденье машины, уверяя, что с такого кренделя в мужике дух крепкий бывает и на гульбу его тянет греховодную.
Я не устаю поражаться тому, как люди, и особенно женщины, и особенно на Вологодчине, несмотря ни на какие невзгоды, сохраняют и несут по жизни распахнутую, неунывающую душу. Встретишь на перепутье вологодского мужика или бабенку, спросишь о чем-нибудь, а они улыбнутся тебе и заговорят так, будто сотню лет уж тебя знают и родня ты им наиближайшая. А оно и правда родня: на одной ведь земле родились, одни беды мыкали. Только забывать иные из нас об этом стали.
Настроенный на веселую волну, я весело поинтересовался, что за звезды на углах избы, в честь какого такого праздника?
И снова потемнело лицо старой женщины, улетучились смешинки из глаз, а губы вытянулись в строгую ниточку. Опустив голову, она глухо, с выношенным достоинством и скорбью ответила:
- Праздник?! Не дай Бог никому такого праздника… Пятеро не вернулись у меня с войны: сам, трое сыновей и деверь… - Она прошлась взглядом по звездочкам, вырезанным из жести, покрашенным багряной ученической краской, хотела еще что-то добавить, да лишь подавила в себе вздох, прикрыла калитку за собою, и оттуда, уже со двора, сглаживая неловкость, сделанную мной, добавила: - Поезжайте с Богом. Если ночевать негде, ко мне приворачивайте, изба пуста…
«Изба пуста. Изба пуста…» - билось у меня в голове, и я все смотрел неотрывно - в деревенских улицах мелькали красными пятнышками звездочки на темных углах, то единично, то россыпью, и вспоминались мне слова, вычитанные недавно в военных мемуарах о том, что в такую тяжкую войну, наверное, не осталось ни одной семьи в России, которая не потеряла бы кого-нибудь…
А как много на Вологодчине недостроенных и уже состарившихся изб! Любили вологжане строиться капитально и красиво. Дома возводили с мезонинами, изукрашивали их резьбой - кружевами деревянными, крыльцо под терем делали. Труд такой кропотлив, требует времени, усердия и умения, и обычно хозяин дома заселялся с семьею в теплую, деловую, что ли, половину избы, где были прихожая, куть и русская печь, а горенку, мезонин и прочее уж отделывал неторопливо, с толком, чтобы было в «чистой» половине всегда празднично и светло.

Часто рвалась связь, и работы у нас было невпроворот. Телефонная линия была протянута по парку и уходила в подвал панского дома, куда прибыл, обосновался командир роты со своей челядью. По заведенному не нами, очень ловкому порядку, если связь рвалась, мы, и без того затурканные и задерганные связисты с передовой, должны были исправлять ее под огнем, а ротные связисты - нас ругать, коль мы не шибко проворно это делали. В свою очередь, ротные связисты бегали по связи в батальон; батальонные - в полк, а дальше уж я не знаю, что и как делалось, дальше и связь-то повреждалась редко, и связисты именовали себя уже телефонистами, они были сыты, вымыты и на нас, окопных землероек, смотрели с барственной надменностью.

Бегая по нитке связи, я не раз замечал копающегося в парке Абдрашитова. Маленький, с неумело обернутыми обмотками, он весь уж был в глине и гипсе, исхудал и почернел совсем и на мое бойкое «салям алейкум!», тихо и виновато улыбаясь, отвечал: «Здравствуйте!» Я спрашивал его, ел ли он. Абдрашитов таращил черные отсутствующие глазки: «Что вы сказали?» Я говорил, чтобы он хоть прятался при обстреле - убьют ведь, а он отрешенно, с плохо скрытой досадой ронял: «Какое это имеет значение!»

Потом к Абдрашитову присоединился хромой поляк в мятой шляпе, из-под которой выбивались седые волосы. Он был с серыми запавшими щеками и тоже с высоко закрученными обмотками. Ходил поляк, опираясь на суковатую ореховую палку, и что-то громко и сердито говорил Абдрашитову, тыкая этой палкой в нагих подбитых богинь.

Сам-то ты шпион! - рассмеялся младший лейтенант. - Оставь ты их в покое. Они о великих творцах-художниках говорят. Пусть говорят. Скоро наступление.

Творцы! - проворчал Васюков. - Знаю я этих творцов… В тридцать седьмом годе такие творцы чуть было мост в нашем селе не взорвали…

Богиню над фонтаном Абдрашитов и поляк починили. Замазали раны на ней нечистым гипсом, собрали грудь, но без сосца собрали. Богиня сделалась уродлива, и ровно бы бескровные жилы на ней выступили, она нисколько не повеселела. Все так же скорбно склонялась богиня в заплатах над замолкшим фонтаном, в котором догнивали рыбки и чернели осклизлые лилии.

Немцы что-то пронюхали насчет нашего наступления и поливали передовую изо всего, что у них было в распоряжении.

С напарником рыскали мы по парку, чинили связь и ругали на чем свет стоит всех, кто на ум приходил.

В дождливое, морочное утро ударили наши орудия - началась артподготовка, закачалась земля под ногами, посыпались последние плоды с деревьев в парке, и лист закружило вверху.

Командир взвода приказал мне сматывать связь и с катушкой да телефонным аппаратом следовать за ними в атаку. Я весело помчался по линии сматывать провода: хоть и уютно в панской избе и усадьбе, а все же надоело - пора и честь знать, пора и вперед идти, шуровать немца до Берлина еще далеко.

Неслись снаряды надо мною с разноголосыми воплями, курлыканьем и свистом. Немцы отвечали реденько и куда попало - я был опытный уже солдат и знал: лежала сейчас немецкая пехота, уткнувшись носом в землю, и молила Бога о том, чтобы у русских запас снарядов скорее кончился. «Да не кончится! Час и десять минут долбить будут, пока смятку из вас, лиходеев, не сделают», - размышлял я с лихорадочным душевным подъемом. Во время артподготовки всегда так: жутковато, трясет всего внутри и в то же время страсти в душе разгораются.

Я как бежал с катушкой на шее, так и споткнулся, и мысли мои оборвались: богиня Венера стояла без головы, и руки у нее были оторваны, лишь осталась ладошка, которой она прикрывала стыд, а возле забросанного землей фонтана валялись Абдрашитов и поляк, засыпанные белыми осколками и пылью гипса. Оба они были убиты. Это перед утром обеспокоенные тишиной немцы делали артналет на передовую и очень много снарядов по парку выпустили.

Поляк, установил я, ранен был первый - у него еще в пальцах не высох и не рассыпался кусочек гипса. Абдрашитов пытался стянуть поляка в бассейн, под фонтанчик, но не успел этого сделать - их накрыло еще раз, и успокоились они оба.

Лежало на боку ведерко, и вывалилось из него серое тесто гипса, валялась отбитая голова богини и одним беззрачным оком смотрела в небо, крича пробитым ниже носа кривым отверстием. Стояла изувеченная, обезображенная богиня Венера. А у ног ее, в луже крови, лежали два человека - советский солдат и седовласый польский гражданин, пытавшиеся исцелить побитую красоту.

Домский собор

Дом… Дом… Дом…

Домский собор, с петушком на шпиле. Высокий, каменный, он по-над Ригой звучит.

Пением органа наполнены своды собора. С неба, сверху плывет то рокот, то гром, то нежный голос влюбленных, то зов весталок, то рулады рожка, то звуки клавесина, то говор перекатного ручья…

И снова грозным валом бушующих страстей сносит все, снова рокот.

Звуки качаются, как ладанный дым. Они густы, осязаемы. Они всюду, и все наполнено ими: душа, земля, мир.

Все замерло, остановилось.

Душевная смута, вздорность суетной жизни, мелкие страсти, будничные заботы - все-все это осталось в другом месте, в другом свете, в другой, отдалившейся от меня жизни, там, там где-то.

«Может, все что было до этого, - сон? Войны, кровь, братоубийство, сверхчеловеки, играющие людскими судьбами ради того, чтобы утвердить себя над миром.

Зачем так напряженно и трудно живем мы на земле нашей? Зачем? Почему?»

Дом. Дом. Дом…

Благовест. Музыка. Мрак исчез. Взошло солнце. Все преображается вокруг.

Нет собора с электрическими свечками, с древней лепотой, со стеклами, игрушечно и конфетно изображающими райскую жизнь. Есть мир и я, присмиревший от благоговения, готовый преклонить колени перед величием прекрасного.

Зал полон людьми, старыми и молодыми, русскими и нерусскими, партийными и беспартийными, злыми и добрыми, порочными и светлыми, усталыми и восторженными, всякими.

И никого нет в зале!

Есть только моя присмирелая, бесплотная душа, она сочится непонятной болью и слезами тихого восторга.

Она очищается, душа-то, и чудится мне, весь мир затаил дыхание, задумался этот клокочущий, грозный наш мир, готовый вместе со мною пасть на колени, покаяться, припасть иссохшим ртом к святому роднику добра…

И вдруг, как наваждение, как удар: а ведь в это время где-то целят в этот собор, в эту великую музыку… пушками, бомбами, ракетами…

Не может этого быть! Не должно быть!

А если есть. Если суждено умереть нам, сгореть, исчезнуть, то пусть сейчас, пусть в эту минуту, за все наши злые дела и пороки накажет нас судьба. Раз не удается нам жить свободно, сообща, то пусть хоть смерть наша будет свободной, и душа отойдет в иной мир облегченной и светлой.

Живем мы все вместе. Умираем по отдельности. Так было века. Так было до этой минуты.

Так давайте сейчас, давайте скорее, пока нет страха. Не превратите людей в животных перед тем, как их убить. Пусть рухнут своды собора, и вместо плача о кровавом, преступно сложенном пути унесут люди в сердце музыку гения, а не звериный рев убийцы.

Домский собор! Домский собор! Музыка! Что ты сделала со мною? Ты еще дрожишь под сводами, еще омываешь душу, леденишь кровь, озаряешь светом все вокруг, стучишься в броневые груди и больные сердца, но уже выходит человек в черном и кланяется сверху. Маленький человек, тужащийся уверить, что это он сотворил чудо. Волшебник и песнопевец, ничтожество и Бог, которому подвластно все: и жизнь, и смерть.

Домский собор. Домский собор.

Здесь не рукоплещут. Здесь люди плачут от ошеломившей их нежности. Плачет каждый о своем. Но вместе все плачут о том, что кончается, спадает прекрасный сон, что кратковечно волшебство, обманчиво сладкое забытье и нескончаемы муки.