Биография. Поэт Вадим Шефнер: биография, творчество и интересные факты Шефнер годы жизни

Родом их Санкт-Петербурга, воспитывался в детском доме. Свои первые стихи опубликовал в предвоенное время, но поэтическую известность получил именно на войне. Начинал Вадим Сергеевич как поэт-фронтовик и первый серьезный сборник стихов был напечатан в блокадном Ленинграде. Дальнейшие работы Шефнера с военной темой не связаны.

Истинное народное признание приходит к Шефнеру во время «оттепели». Книжный рынок наполнили военные произведения, книги ссыльных ГУЛАГа, но Вадим Шефнер оставался в стороне от политики. Характер всех произведений был всегда уникален, Он не искал народной популярности, она к нему пришла сама. Акцент в его работе был сделан на детской литературе. В своих стихах Шефнер сохранял язык взрослых, не заигрывал с детьми, общался с ними на равных. Такой метод создает правильный взгляд на реальность и структурированное мышление.

Вадим Сергеевич писал сказки не только для детей, но и для взрослых. Он говорил, что фантастика – это та же поэзия, только выражена иным способом. В его произведениях в жанре фантастики сложно провести грань межу реальностью и вымыслом, трудно определить где сон наяву, а где повседневный быт.

Вадим Сергеевич Шефнер - советский поэт, прозаик, фантаст.
Родился 12 января 1915 года в Петрограде в семье пехотного офицера. Является внуком Алексея Карловича Шефнера, капитан-лейтенанта, основателя порта Владивосток.
Почти всё детство и юность провёл в Петрограде (Ленинграде). В 1921 году семья уехала в Старую Руссу к месту службы отца. После смерти отца от чахотки Вадим Шефнер вместе с матерью-воспитательницей жил при детском доме в Старой Руссе, спустя некоторое время вернулся в Петроград. После школы окончил ФЗУ, в 1930-е годы был рабочим на различных ленинградских заводах.
В первые месяцы Великой Отечественной войны был рядовым в батальоне аэродромного обслуживания под Ленинградом, с 1942 года - фронтовой корреспондент газеты Ленинградского фронта «Знамя победы», закончил войну в звании старшего лейтенанта. Член ВКП(б) с 1945 года.
Писать стихи начал в детстве. В 1933 году опубликовал в журнале «Резец» первое стихотворение «Баллада о кочегаре»). С 1938 года занимался в поэтическом семинаре-студии «Молодёжное объединение» при СП СССР (руководитель - А. И. Гитович, к работе в семинаре также приглашались Ю. Н. Тынянов, А. А. Ахматова , Н. А. Заболоцкий , М. М. Зощенко и др.), где близко сошёлся с поэтами В. А. Лифшицем и А. Т. Чивилихиным. В 1940 году издал первую книгу стихов «Светлый берег».
Вторая книга стихов («Защита») вышла в 1943 году в блокадном Ленинграде. В 1943-1945 годах Вадим Шефнер создаёт своё наиболее крупное поэтическое произведение - поэму «Встреча в пригороде», в которой отражены события героической обороны Ленинграда.
В послевоенные годы наряду с поэтическим творчеством также занимался стихотворным переводом - с китайского языка, с санскрита и пракритов и с языков союзных республик СССР (грузинского, белорусского, латышского и др.). Прозу публиковал в журналах («Литературный современник», «Звезда» и др.) с 1940 года. Первый сборник прозы («Облака над дорогой») издан в 1957 году. Наиболее значительным своим прозаическим произведением считал повесть «Сестра печали».
С 1960-х годов работал также в жанре фантастики, определяя свои фантастические произведения как «полувероятные истории» и «сказки для умных».
В 1973-1975 годах создал повесть «Имя для птицы, или Чаепитие на жёлтой веранде» (с подзаголовком «Летопись впечатлений»), в которой положил начало ещё одному пласту своего творчества - мемуарной прозе.
Умер 5 января 2002 года в Санкт-Петербурге. Отпевание прошло во Владимирском соборе 8 января. Согласно воле писателя, гражданской панихиды и прощальных речей не было. Похоронен на Кузьмоловском кладбище (Всеволожский район Ленинградской области).

Файлы на Викискладе

Вади́м Серге́евич Ше́фнер ( -) - советский поэт и прозаик , фантаст .

Биография

В. С. Шефнер родился 30 декабря 1914 года (12 января ) в Петрограде в семье пехотного офицера. Является внуком генерал-лейтенанта Алексея Карловича Шефнера , основателя порта Владивосток .

Почти всё детство и юность провёл в Петрограде. Но в 1921 году семья уехала в Старую Руссу к месту службы отца. После смерти отца от чахотки Вадим Шефнер вместе с матерью-воспитательницей жил при детском доме в Старой Руссе, спустя некоторое время вернулся в Петроград. После школы окончил ФЗУ , в 1930-е годы был рабочим на различных ленинградских заводах.

Адреса в Петрограде - Ленинграде - Санкт-Петербурге

Творчество

С определённой долей условности в его прозе можно выделить пласты детдомовских и военных рассказов, юмористической и философской фантастики. Многие критики отмечали, что невозможно провести границу между его фантастическим творчеством и творчеством, где фантастический компонент явно не выражен, а также называли его «фантастом в поэзии».

Писать стихи начал в детстве. В 1933 году опубликовал в журнале «Резец» первое стихотворение «Баллада о кочегаре». С 1938 года занимался в поэтическом семинаре-студии «Молодёжное объединение» при СП СССР (руководитель - А. И. Гитович , к работе в семинаре также приглашались Ю. Н. Тынянов , А. А. Ахматова , Н. А. Заболоцкий , М. М. Зощенко и др.), где близко сошёлся с поэтами В. А. Лифшицем и А. Т. Чивилихиным . В 1940 году издал первую книгу стихов «Светлый берег».

Вторая книга стихов («Защита») вышла в 1943 году в блокадном Ленинграде . В 1943-1945 годах создаёт своё наиболее крупное поэтическое произведение - поэму «Встреча в пригороде», в которой отражены события героической обороны Ленинграда.

В послевоенные годы наряду с поэтическим творчеством также занимался стихотворным переводом - с китайского языка, с санскрита и пракритов и с языков союзных республик СССР (грузинского , белорусского , латышского и др.). Прозу публиковал в журналах («Литературный современник», «Звезда» и др.) с 1940 года . Первый сборник прозы («Облака над дорогой») издан в 1957 году . Наиболее значительным своим прозаическим произведением считал повесть «Сестра печали».

С 1960-х годов работал также в жанре фантастики , определяя свои фантастические произведения как «полувероятные истории» и «сказки для умных». Самыми популярными повестями стали «Девушка у Обрыва» (1963), «Дворец на Троих» (1968), «Круглая Тайна» (1969), и особенно «Лачуга Должника» (1981).

В 1973-1975 годах создал повесть «Имя для птицы, или Чаепитие на жёлтой веранде» (с подзаголовком «Летопись впечатлений»), в которой положил начало ещё одному пласту своего творчества - мемуарной прозе.

Шефнер связывает реализм с фантастикой, любит с мнимой серьёзностью говорить об очевидной бессмыслице или с юмором о серьёзных вещах; фантазия питается у него также сказочным элементом.

Премии и награды

• Государственная премия РСФСР имени М. Горького (1985) - за сборник стихов «Годы и миги» (1983)
• Пушкинская премия (1997)
• премия «Странник» в номинации «Паладин Фантастики» (1999)
• два ордена Отечественной войны II степени (16.6.1945; 6.4.1985)
• орден Красной Звезды (3.7.1944)
• медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»

Память

Библиография

Проза

Публикации: Собрание сочинений, избранные произведения

• Избранные произведения в 2-х томах. Л., Худ. литература, 1975, - 50 000 экз.
• Избранные произведения в 2-х томах. Л, Худ. литература, 1982 - 25 000 экз.
• Собрание сочинений в 4-х томах. Л., Худ. литература, 1991-1995

Публикации: Книги стихов

• Светлый берег. - Л. : Гослитиздат , 1940. - 104 с. - 5 000 экз.
• Защита. - Л. : Гослитиздат , 1943. - 36 с.
• Пригород. - Л.-М.: Советский писатель , 1946. - 102 с. - 10 000 экз.
• Московское шоссе. - Л. : Советский писатель , 1951. - 144 с. - 10 000 экз.
• Взморье. - Л. : Советский писатель , 1955. - 132 с. - 10 000 экз.
• Стихи. - Л. : Советский писатель , 1956. - 204 с. - 10 000 экз.
• Нежданный день. - Л. : Советский писатель , 1958. - 148 с. - 5000 экз.
• Стихи. - М.-Л.: Художественная литература , 1960. - 304 с. - 7000 экз.
• Знаки земли. - Л. : Советский писатель , 1961. - 124 с. - 5 000 экз.
• Рядом с небом. - Л. : Детгиз , 1962. - 192 с. - 100 000 экз.
• Стихотворения. - Л. : Лениздат , 1965. - 300 с. - 50 000 экз.
• Своды. - Л. : Советский писатель , 1967. - 80 с. - 40 000 экз.
• Стихи о Ленинграде. - Л. : Лениздат , 1967. - 48 с. - 10 000 экз.
• Стихотворения. - Л. : Художественная литература , 1968. - 264 с. - 25 000 экз.
• Избранная лирика. - Л. : Молодая гвардия , 1969. - 32 с. - 100 000 экз.
• Запас высоты. - Л. : Советский писатель , 1970. - 80 с.
• Стихотворения. - Л. : Лениздат , 1972. - 288 с. - 25 000 экз.
• Цветные стёкла. - Л. : Детская литература , 1974. - 160 с. - 50 000 экз.
• Переулок памяти. - Л. : Лениздат , 1976. - 272 с. - 25 000 экз.
• Сторона отправления. - М .: Современник , 1979. - 240 с. - 20 000 экз.
• Северный склон. - Л. : Советский писатель , 1980. - 128 с. - 50 000 экз.
• Вторая память. - Л. : Советский писатель , 1981. - 272 с. - 50 000 экз.
• Годы и миги. - М .: Современник , 1983. - 328 с. - 25 000 экз.
• Личная вечность. - Л. : Советский писатель , 1984. - 288 с. - 50 000 экз.
• Годы и миги. - М .: Советская Россия , 1986. - 302 с. - 25 000 экз.
• В этом веке. - Л. : Лениздат , 1987. - 320 с. - 25 000 экз.
• Ночная ласточка. - Л. : Детская литература , 1991. - 206 с. - 50 000 экз. - ISBN 5-08-000012-0 .
• Архитектура огня. - СПб. : Петербургский писатель , 1997. - 288 с. - ISBN 5-88986-003-8 .
• Стихотворения. - СПб. : Академический проект , 2005. - 618 с. - 1000 экз. - ISBN 5-7331-0324-8 .

Публикации: Авторские сборники прозы

• Облака над дорогой. Л., Сов. писатель, 1957 - 224 с., 30 000 экз.
• Ныне, вечно и никогда. Л., Лениздат, 1963. - 366 с., 65 000 экз.
• Счастливый неудачник. М-Л., Сов. писатель, 1965 - 464 с., 30 000 экз.
• Запоздалый стрелок. Л., Сов.писатель, 1968 - 540 с., 100 000 экз.
• Облака над дорогой. Л., Дет. лит, 1969. - 224 с., 75 000 экз.
• Сестра печали. Л., Лениздат, 1970 - 352 с., 100 000 экз.
• Девушка у обрыва. М., Знание, 1971 - 224 с., 100 000 экз. (2-е изд. - 1991)
• Сестра печали. М., Сов. Россия, 1973 - 320 с., 75 000 экз.
• Скромный гений. М., Молодая гвардия, 1973. - 272 с., 100 000 экз.
• Имя для птицы. Л., Сов. писатель, 1976. - 432 с., 30 000 экз.
• Имя для птицы. Л., Сов. писатель, 1977. - 542 с., 100 000 экз.
• Круглая тайна. Л., Дет. лит, 1977. - 288 с., 100 000 экз.
• Сестра печали, Счастливый неудачник, Человек с пятью «не» («Повести ленинградских писателей», Л., Лениздат, 1980) - 528 с., 50 000 экз.
• Имя для птицы. Л., Сов. писатель, 1983 - 512 с., 200 000 экз.
• Лачуга должника. Л., Лениздат, 1983 - 576 с., 100 000 экз.
• Сказки для умных. Л., Лениздат, 1985 - 542 с., 100 000 экз.
• Сказки для умных. Л., Худ. лит, 1987 - 542 с., 50 000 экз.
• Запоздалый стрелок. Л., Сов. писатель, 1987. - 672 с., 100 000 экз.
• Сказки для умных. Л., Лениздат, 1990 - 620 с., 100 000 экз.
• Девушка у обрыва. М., Знание, 1991
• Лачуга должника. М., Терра, 1994. - 394 с., 50 000 экз.
• Сказки для умных. СПб., Худ. лит, 1995 - 588 с., 5 000 экз.
• Лачуга должника. СПб., Худ. лит, 1995. - 606 с., 5 000 экз.
• Сестра печали. СПб., Библиополис, 1995. - 476 с., 5 000 экз.
• Скромный гений. М., Рипол-Классик, 1997 - 448 с., 20 000 экз.
• Дядя с большой буквы. М., Рипол-Классик, 1998.- 444 с., 2 000 экз.
• Бархатный путь. СПб., Блиц, 1999 - 174 с., 3 000 экз
• Девушка у обрыва (М., АСТ, 2002)
• Рай на взрывчатке (С-Пб., Азбука-классика, 2004)
• Лачуга должника (С-Пб., Terra Fantastica, 2004)
• Листопад воспоминаний (С-Пб., Logos, 2007)

Театр и кино

Экранизации

• - «Счастливый неудачник », режиссёр Валерий Быченков .

Спектакли

Напишите отзыв о статье "Шефнер, Вадим Сергеевич"

Литература

• Кузьмичев, Игорь. Вадим Шефнер. Очерк творчества. - Л., 1968.
• Кузьмичев, Игорь. Поэт Вадим Шефнер. Вступительная статья к книге «Вадим Шефнер. Стихотворения». С-Пб., 2005.
• Федотов, Валентин. Вадим Шефнер: ленинградские страницы // Вестник Тамбовского центра краеведения: науч.-информ. изд. - Тамбов: «ООО Центр-пресс», 2010. - № 18, 20.

Примечания

Ссылки

	Портал «Литература »
	Портал «Санкт-Петербург »
	Вадим Шефнер в Викицитатнике
	Вадим Шефнер на Викискладе

• в библиотеке Максима Мошкова

Отрывок, характеризующий Шефнер, Вадим Сергеевич

Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.

Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.

Вадим Сергеевич Шефнер
В 1960-х годах
Имя при рождении:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Псевдонимы:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Полное имя	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Дата рождения:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Место рождения:
Дата смерти:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Место смерти:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Гражданство (подданство):	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Род деятельности:
Годы творчества:	с Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). по Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Направление:
Жанр:
Дебют:	стихотворение «Баллада о кочегаре» (1933)
Премии:	Ошибка создания миниатюры: Файл не найден «Странник» , «Аэлита»
Награды:	Орден Отечественной войны II степени - 1985 Орден Отечественной войны II степени - 1945 Орден Трудового Красного Знамени Орден Дружбы народов Орден Красной Звезды - 1944 Орден «Знак Почёта» 40px Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» 40px Юбилейная медаль «За доблестный труд (За воинскую доблесть). В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина» 40px
Подпись:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
[[|Произведения]] в Викитеке
15px Файлы на Викискладе

Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Вади́м Серге́евич Ше́фнер ( -) - советский поэт и прозаик , фантаст .

Биография

В. С. Шефнер родился 30 декабря 1914 года (12 января ) в Петрограде в семье пехотного офицера. Является внуком генерал-лейтенанта Алексея Карловича Шефнера , основателя порта Владивосток .

Почти всё детство и юность провёл в Петрограде. Но в 1921 году семья уехала в Старую Руссу к месту службы отца. После смерти отца от чахотки Вадим Шефнер вместе с матерью-воспитательницей жил при детском доме в Старой Руссе, спустя некоторое время вернулся в Петроград. После школы окончил ФЗУ , в 1930-е годы был рабочим на различных ленинградских заводах.

Адреса в Петрограде - Ленинграде - Санкт-Петербурге

Творчество

С определённой долей условности в его прозе можно выделить пласты детдомовских и военных рассказов, юмористической и философской фантастики. Многие критики отмечали, что невозможно провести границу между его фантастическим творчеством и творчеством, где фантастический компонент явно не выражен, а также называли его «фантастом в поэзии».

Писать стихи начал в детстве. В 1933 году опубликовал в журнале «Резец» первое стихотворение «Баллада о кочегаре». С 1938 года занимался в поэтическом семинаре-студии «Молодёжное объединение» при СП СССР (руководитель - А. И. Гитович , к работе в семинаре также приглашались Ю. Н. Тынянов , А. А. Ахматова , Н. А. Заболоцкий , М. М. Зощенко и др.), где близко сошёлся с поэтами В. А. Лифшицем и А. Т. Чивилихиным . В 1940 году издал первую книгу стихов «Светлый берег».

Вторая книга стихов («Защита») вышла в 1943 году в блокадном Ленинграде . В 1943-1945 годах создаёт своё наиболее крупное поэтическое произведение - поэму «Встреча в пригороде», в которой отражены события героической обороны Ленинграда.

В послевоенные годы наряду с поэтическим творчеством также занимался стихотворным переводом - с китайского языка, с санскрита и пракритов и с языков союзных республик СССР (грузинского , белорусского , латышского и др.). Прозу публиковал в журналах («Литературный современник», «Звезда» и др.) с 1940 года . Первый сборник прозы («Облака над дорогой») издан в 1957 году . Наиболее значительным своим прозаическим произведением считал повесть «Сестра печали».

С 1960-х годов работал также в жанре фантастики , определяя свои фантастические произведения как «полувероятные истории» и «сказки для умных». Самыми популярными повестями стали «Девушка у Обрыва» (1963), «Дворец на Троих» (1968), «Круглая Тайна» (1969), и особенно «Лачуга Должника» (1981).

В 1973-1975 годах создал повесть «Имя для птицы, или Чаепитие на жёлтой веранде» (с подзаголовком «Летопись впечатлений»), в которой положил начало ещё одному пласту своего творчества - мемуарной прозе.

Шефнер связывает реализм с фантастикой, любит с мнимой серьёзностью говорить об очевидной бессмыслице или с юмором о серьёзных вещах; фантазия питается у него также сказочным элементом.

Премии и награды

• Государственная премия РСФСР имени М. Горького (1985) - за сборник стихов «Годы и миги» (1983)
• Пушкинская премия (1997)
• премия «Странник» в номинации «Паладин Фантастики» (1999)
• два ордена Отечественной войны II степени (16.6.1945; 6.4.1985)
• орден Красной Звезды (3.7.1944)
• медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»

Память

Библиография

Проза

Публикации: Собрание сочинений, избранные произведения

• Избранные произведения в 2-х томах. Л., Худ. литература, 1975, - 50 000 экз.
• Избранные произведения в 2-х томах. Л, Худ. литература, 1982 - 25 000 экз.
• Собрание сочинений в 4-х томах. Л., Худ. литература, 1991-1995

Публикации: Книги стихов

• Светлый берег. - Л. : Гослитиздат , 1940. - 104 с. - 5 000 экз.
• Защита. - Л. : Гослитиздат , 1943. - 36 с.
• Пригород. - Л.-М.: Советский писатель , 1946. - 102 с. - 10 000 экз.
• Московское шоссе. - Л. : Советский писатель , 1951. - 144 с. - 10 000 экз.
• Взморье. - Л. : Советский писатель , 1955. - 132 с. - 10 000 экз.
• Стихи. - Л. : Советский писатель , 1956. - 204 с. - 10 000 экз.
• Нежданный день. - Л. : Советский писатель , 1958. - 148 с. - 5000 экз.
• Стихи. - М.-Л.: Художественная литература , 1960. - 304 с. - 7000 экз.
• Знаки земли. - Л. : Советский писатель , 1961. - 124 с. - 5 000 экз.
• Рядом с небом. - Л. : Детгиз , 1962. - 192 с. - 100 000 экз.
• Стихотворения. - Л. : Лениздат , 1965. - 300 с. - 50 000 экз.
• Своды. - Л. : Советский писатель , 1967. - 80 с. - 40 000 экз.
• Стихи о Ленинграде. - Л. : Лениздат , 1967. - 48 с. - 10 000 экз.
• Стихотворения. - Л. : Художественная литература , 1968. - 264 с. - 25 000 экз.
• Избранная лирика. - Л. : Молодая гвардия , 1969. - 32 с. - 100 000 экз.
• Запас высоты. - Л. : Советский писатель , 1970. - 80 с.
• Стихотворения. - Л. : Лениздат , 1972. - 288 с. - 25 000 экз.
• Цветные стёкла. - Л. : Детская литература , 1974. - 160 с. - 50 000 экз.
• Переулок памяти. - Л. : Лениздат , 1976. - 272 с. - 25 000 экз.
• Сторона отправления. - М .: Современник , 1979. - 240 с. - 20 000 экз.
• Северный склон. - Л. : Советский писатель , 1980. - 128 с. - 50 000 экз.
• Вторая память. - Л. : Советский писатель , 1981. - 272 с. - 50 000 экз.
• Годы и миги. - М .: Современник , 1983. - 328 с. - 25 000 экз.
• Личная вечность. - Л. : Советский писатель , 1984. - 288 с. - 50 000 экз.
• Годы и миги. - М .: Советская Россия , 1986. - 302 с. - 25 000 экз.
• В этом веке. - Л. : Лениздат , 1987. - 320 с. - 25 000 экз.
• Ночная ласточка. - Л. : Детская литература , 1991. - 206 с. - 50 000 экз. - ISBN 5-08-000012-0.
• Архитектура огня. - СПб. : Петербургский писатель , 1997. - 288 с. - ISBN 5-88986-003-8.
• Стихотворения. - СПб. : Академический проект , 2005. - 618 с. - 1000 экз. - ISBN 5-7331-0324-8.

Публикации: Авторские сборники прозы

• Облака над дорогой. Л., Сов. писатель, 1957 - 224 с., 30 000 экз.
• Ныне, вечно и никогда. Л., Лениздат, 1963. - 366 с., 65 000 экз.
• Счастливый неудачник. М-Л., Сов. писатель, 1965 - 464 с., 30 000 экз.
• Запоздалый стрелок. Л., Сов.писатель, 1968 - 540 с., 100 000 экз.
• Облака над дорогой. Л., Дет. лит, 1969. - 224 с., 75 000 экз.
• Сестра печали. Л., Лениздат, 1970 - 352 с., 100 000 экз.
• Девушка у обрыва. М., Знание, 1971 - 224 с., 100 000 экз. (2-е изд. - 1991)
• Сестра печали. М., Сов. Россия, 1973 - 320 с., 75 000 экз.
• Скромный гений. М., Молодая гвардия, 1973. - 272 с., 100 000 экз.
• Имя для птицы. Л., Сов. писатель, 1976. - 432 с., 30 000 экз.
• Имя для птицы. Л., Сов. писатель, 1977. - 542 с., 100 000 экз.
• Круглая тайна. Л., Дет. лит, 1977. - 288 с., 100 000 экз.
• Сестра печали, Счастливый неудачник, Человек с пятью «не» («Повести ленинградских писателей», Л., Лениздат, 1980) - 528 с., 50 000 экз.
• Имя для птицы. Л., Сов. писатель, 1983 - 512 с., 200 000 экз.
• Лачуга должника. Л., Лениздат, 1983 - 576 с., 100 000 экз.
• Сказки для умных. Л., Лениздат, 1985 - 542 с., 100 000 экз.
• Сказки для умных. Л., Худ. лит, 1987 - 542 с., 50 000 экз.
• Запоздалый стрелок. Л., Сов. писатель, 1987. - 672 с., 100 000 экз.
• Сказки для умных. Л., Лениздат, 1990 - 620 с., 100 000 экз.
• Девушка у обрыва. М., Знание, 1991
• Лачуга должника. М., Терра, 1994. - 394 с., 50 000 экз.
• Сказки для умных. СПб., Худ. лит, 1995 - 588 с., 5 000 экз.
• Лачуга должника. СПб., Худ. лит, 1995. - 606 с., 5 000 экз.
• Сестра печали. СПб., Библиополис, 1995. - 476 с., 5 000 экз.
• Скромный гений. М., Рипол-Классик, 1997 - 448 с., 20 000 экз.
• Дядя с большой буквы. М., Рипол-Классик, 1998.- 444 с., 2 000 экз.
• Бархатный путь. СПб., Блиц, 1999 - 174 с., 3 000 экз
• Девушка у обрыва (М., АСТ, 2002)
• Рай на взрывчатке (С-Пб., Азбука-классика, 2004)
• Лачуга должника (С-Пб., Terra Fantastica, 2004)
• Листопад воспоминаний (С-Пб., Logos, 2007)

Театр и кино

Экранизации

• - «Счастливый неудачник », режиссёр Валерий Быченков .

Спектакли

Напишите отзыв о статье "Шефнер, Вадим Сергеевич"

Литература

• Кузьмичев, Игорь. Вадим Шефнер. Очерк творчества. - Л., 1968.
• Кузьмичев, Игорь. Поэт Вадим Шефнер. Вступительная статья к книге «Вадим Шефнер. Стихотворения». С-Пб., 2005.
• Федотов, Валентин. Вадим Шефнер: ленинградские страницы // Вестник Тамбовского центра краеведения: науч.-информ. изд. - Тамбов: «ООО Центр-пресс», 2010. - № 18, 20.

Примечания

Ссылки

30x30px	Портал «Литература »
30x30px	Портал «Санкт-Петербург »
30px	Вадим Шефнер в Викицитатнике
	[[Ошибка Lua в Модуль:Wikidata/Interproject на строке 17: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |Вадим Шефнер]] в Викитеке
30px	на Викискладе

• в библиотеке Максима Мошкова

Отрывок, характеризующий Шефнер, Вадим Сергеевич

Караффа стоял бледный, как сама смерть, и смотрел на меня, не отрываясь, пронизывая своими жуткими чёрными глазами, в которых плескалась злоба, осуждение, удивление, и даже какой-то странный, необъяснимый восторг... Он хранил гробовое молчание. И всю его внутреннюю борьбу отражало только лицо. Сам он был неподвижным, точно статуя... Он что-то решал.
Мне было искренне жаль, ушедших в «другую жизнь», так зверски замученных, и наверняка невиновных, людей. Но я была абсолютно уверена в том, что для них моё неожиданное вмешательство явилось избавлением от всех ужасающих, бесчеловечных мук. Я видела, как уходили в другую жизнь их чистые, светлые души, и в моём застывшем сердце плакала печаль... Это был первый раз за долгие годы моей сложной «ведьминой практики», когда я отняла драгоценную человеческую жизнь... И оставалось только надеяться, что там, в том другом, чистом и ласковом мире, они обретут покой.
Караффа болезненно всматривался в моё лицо, будто желая узнать, что побудило меня так поступить, зная, что, по малейшему мановению его «светлейшей» руки, я тут же займу место «ушедших», и возможно, буду очень жестоко за это платить. Но я не раскаивалась... Я ликовала! Что хотя бы кому-то с моей помощью удалось спастись из его грязных лап. И наверняка моё лицо ему что-то сказало, так как в следующее мгновение Караффа судорожно схватил меня за руку и потащил к другой двери...
– Что ж, надеюсь Вам это понравиться, мадонна! – и резко втолкнул меня внутрь...
А там... подвешенный на стене, как на распятии, висел мой любимый Джироламо... Мой ласковый и добрый муж... Не было такой боли, и такого ужаса, который не полоснул бы в этот миг моё истерзанное сердце!.. Я не могла поверить в увиденное. Моя душа отказывалась это принимать, и я беспомощно закрыла глаза.
– Ну что Вы, милая Изидора! Вам придётся смотреть наш маленький спектакль! – угрожающе-ласково произнёс Караффа. – И боюсь, что придётся смотреть до конца!..
Так вот, что придумал этот безжалостный и непредсказуемый «святейший» зверь! Он побоялся, что я не сломаюсь, и решил ломать меня муками моих любимых и родных!.. Анна!!! О боги – Анна!.. В моём истерзанном мозге вспыхнула кровавая вспышка – следующей могла стать моя бедная маленькая дочь!
Я попыталась взять себя в руки, чтобы не дать Караффе почувствовать полного удовлетворения этой грязной победой. А ещё, чтобы он не подумал, что ему удалось хоть чуточку меня сломать, и он не стал бы употреблять этот «успешный» метод на других членах моей несчастной семьи...
– Опомнитесь, Ваше святейшество, что Вы творите!.. – в ужасе воскликнула я. – Вы ведь знаете, что мой муж никогда ничего против церкви не сделал! Как же такое возможно?! Как Вы можете заставлять невиновных платить за ошибки, которых они не совершали?!
Я прекрасно понимала, что это был всего лишь пустой разговор, и что он ничего не даст, и Караффа тоже это прекрасно знал...
– Ну что Вы, мадонна, ваш муж очень для нас интересен! – язвительно улыбнулся «великий инквизитор». – Вы ведь не сможете отрицать, что Ваш дорогой Джироламо занимался весьма опасной практикой, которая зовётся анатомией?.. И не входит ли в эту греховную практику такое действо, как копание в мёртвых человеческих телах?...
– Но это ведь наука, Ваше святейшество!!! Это новая ветвь медицины! Она помогает будущим врачам лучше понять человеческое тело, чтобы было легче лечить больных. Разве же церковь уже запрещает и врачей?!..
– Врачам, которые от Бога, не нужно подобное «сатанинское действо»! – гневно вскричал Караффа. – Человек умрёт, если так решил Господь, так что, лучше бы Ваши «горе-врачи» заботились о его грешной душе!
– Ну, о душе, как я вижу, весьма усиленно «заботится» церковь!.. В скором времени, думаю, у врачей вообще работы не останется... – не выдержала я.
Я знала, что мои ответы его бесили, но ничего не могла с собой поделать. Моя раненая душа кричала... Я понимала, что, как бы я ни старалась быть «примерной», моего бедного Джироламо мне не спасти. У Караффы был на него какой-то свой ужасающий план, и он не собирался от него отступать, лишая себя такого великого удовольствия...
– Садитесь, Изидора, в ногах правды нет! Сейчас Вы увидите, что слухи об инквизиции не являются сказками... Идёт война. И наша любимая церковь нуждается в защите. А я, как Вы знаете, самый верный из её сыновей...
Я удивлённо на него уставилась, подумав, что Караффа понемногу реально становится сумасшедшим...
– Какую войну Вы имеете в виду, Ваше святейшество?..
– Ту, которая идёт вокруг всех нас изо дня в день!!! – почему-то вдруг взбесившись, вскричал Папа. – Которая очищает Землю от таких, как Вы! Ересь не должна существовать! И пока я жив, я буду истреблять это в любом проявлении – будь это книги, картины, или просто живые люди!..
– Ну, что касается книг, об этом у меня, с Вашей «светлой» помощью, сложилось весьма определённое мнение. Только оно как-то никак не совмещается с Вашим «священным» долгом, о котором Вы говорите, Святейшество...
Я не знала, что сказать, чем его занять, как остановить, только бы не начинался этот страшный, как он его назвал, «спектакль»!.. Но «великий инквизитор» прекрасно понимал, что я всего лишь, в ужасе от предстоящего, пытаюсь затянуть время. Он был великолепным психологом и не разрешил мне продолжать мою наивную игру.
– Начинайте! – махнул рукой одному из мучителей Караффа, и спокойно уселся в кресле... Я зажмурилась.
Послышался запах палёного мяса, Джироламо дико закричал.
– Я же Вам сказал, откройте глаза, Изидора!!! – в бешенстве заорал мучитель. – Вы должны насладиться истреблением ЕРЕСИ так же, как наслаждаюсь этим я! Это долг каждого верного христианина. Правда, я забыл с кем имею дело... Вы ведь не являетесь христианкой, Вы – ВЕДЬМА!
– Ваше святейшество, Вы прекрасно владеете латынью... В таком случае Вы должны знать, что слово «HАERESIS» по латыни означает ВЫБОР или АЛЬТЕРНАТИВА? Как же Вам удаётся совмещать два столь несовместимых понятия?.. Что-то не видно чтобы Вы оставляли кому-то право свободного выбора! Или хотя бы уж малейшую альтернативу?.. – горько воскликнула я. – Человек ДОЛЖЕН иметь право верить в то, к чему тянется его душа. Вы не можете ЗАСТАВИТЬ человека верить, так как вера идёт от сердца, а не от палача!..
Караффа минуту удивлённо разглядывал меня, как будто перед ним стояло какое-то невиданное животное... Потом, стряхнув с себя оцепенение, тихо сказал:
– Вы намного опаснее, чем я думал, мадонна. Вы не только слишком красивы, Вы также слишком умны. Вы не должны существовать за пределами этих стен... Или не должны существовать вообще, – и уже обернувшись к палачу, – Продолжай!
Крики Джироламо проникали в самые глубокие уголки моей умирающей души и, взрываясь там ужасающей болью, рвали её на части... Я не знала, сколько Караффа намеревался мучить его, перед тем, как уничтожить. Время ползло нескончаемо медленно, заставляя меня тысячу раз умирать... Но почему-то, несмотря ни на что, я всё ещё оставалась живой. И всё ещё наблюдала... Страшные пытки заменялись пытками пострашней. Этому не было конца... От прижиганий огнём перешли к дроблению костей... А когда закончили и это, начали уродовать плоть. Джироламо медленно умирал. И никто не объяснил ему – за что, никто не счёл нужным хотя бы что-то сказать. Его просто-напросто методично медленно убивали на моих глазах, чтобы заставить меня делать то, что желал от меня новоизбранный глава святой христианской церкви... Я пыталась мысленно говорить с Джироламо, зная, что уже не удастся что-то по-другому ему сказать. Я хотела проститься... Но он не слышал. Он был далеко, спасая свою душу от нечеловеческой боли, и никакие мои старания не помогали... Я посылала ему свою любовь, стараясь окутать ею его истерзанное тело и хоть как-то уменьшить эти нечеловеческие страдания. Но Джироламо лишь смотрел на меня помутневшими от боли глазами, будто цеплялся за единственную тончайшую ниточку, связывающую его с этим жестоким, но таким дорогим ему, и уже ускользавшим от него миром...
Караффа бесился. Он никак не мог понять, почему я оставалась спокойной, так как прекрасно знал, что своего мужа я очень и очень любила. «Святейший» Папа горел желанием меня уничтожить... Но не физически. Он хотел всего лишь растоптать мою душу, чтобы полностью подчинить моё сердце и ум своим странным и необъяснимым желаниям. Видя, что мы с Джироламо не спускаем друг с друга глаз, Караффа не выдержал – он заорал на палача, приказывая выжечь моему мужу его чудесные глаза...
Мы со Стеллой застыли... Это было слишком ужасно, чтобы наши детские сердца, какими бы закалёнными они не являлись, смогли это принять... Бесчеловечность и ужас происходящего пригвоздили нас на месте, не позволяя дышать. Этого не могло происходить на Земле!!! Просто не могло! Но бесконечная тоска в золотых глазах Изидоры нам кричала – могло!!! Ещё как могло!.. И мы лишь бессильно наблюдали дальше, не решаясь вмешиваться, задавая какие-нибудь глупые вопросы.
На какое-то мгновение, моя душа упала на колени, прося пощады... Караффа, сразу же это почувствовав, удивлённо впился в меня горящими глазами, не веря в свою победу. Но тут же понял, что слишком быстро обрадовался... Сделав над собой невероятное усилие и собрав всю свою ненависть, я взглянула прямо ему в глаза... Караффа отшатнулся, получив сильнейший мысленный удар. На секунду в его чёрных глазах промелькнул испуг. Но так же быстро исчез, как и появился... Он был на редкость сильным и волевым человеком, который восхитил бы, если бы не был до такой степени ужасным...
Моё сердце сжалось в дурном предчувствии... И тут же, получив одобрительный кивок от Караффы, палач, как мясник, спокойно нанёс прямо в сердце беспомощной жертвы точный удар... Мой любимый муж, мой нежный Джироламо перестал существовать... Его добрая душа улетела туда, где не было боли, где было всегда спокойно и светло... Но я знала, что он будет ждать меня и там, когда бы я не пришла.
Небо обрушилось, извергая потоки нечеловеческой боли. Лютая ненависть, поднимаясь в моей душе, крушила преграды, пытаясь вырваться наружу... Вдруг, запрокинув голову, я взвыла неистовым криком раненного зверя, возводя к небу непослушные руки. А из моих светящихся ладоней выплеснулась прямо в Караффу «магия смерти», которой учила меня когда-то моя умершая мать. Магия струилась, окутывая его худое тело облаком голубого сияния. Свечи в подвале погасли, густая непроглядная темнота, казалось, поглотила нашу жизнь... И только Караффа всё ещё светился призрачным бело-голубым светом. На какую-то долю секунды я увидела его расширенные злобой глаза, в которых плескалась моя смерть... С ним ничего не происходило!.. Это было абсолютно невероятным! Ударь я любого обычного человека «магией смерти», он не прожил бы и секунды! Караффа же был живым и здоровым, несмотря на испепеляющий его жизнь удар. И только вокруг его обычной золотисто-красной защиты, теперь змеями вились вспыхивающие синеватые молнии... Я не могла поверить своим глазам.
– Так-так!.. Мадонна Изидора пошла в атаку! – прозвучал в темноте его насмешливый голос. – Ну что ж, во всяком случае, это уже становится интереснее. Не беспокойтесь, дорогая Изидора, у нас с Вами будет ещё множество забавных минут! Это я могу обещать Вам.
Исчезнувший палач вернулся, внося в подвал зажжённую свечу. На стене висело окровавленное тело мёртвого Джироламо... Моя истерзанная душа взвыла, снова видя эту горестную картину. Но, ни за что на свете, я не собиралась показывать Караффе своих слёз! Ни за что!!! Он был зверем, любившим запах крови... Но на этот раз это была очень дорогая мне кровь. И я не собиралась давать этому хищнику ещё большее удовольствие – я не оплакивала моего любимого Джироламо у него на глазах, надеясь, что на это у меня будет достаточно времени, когда он уйдёт...
– Убери это! – резко приказал палачу Караффа, показывая на мёртвое тело.
– Подождите!!! Разве я не имею права даже проститься с ним?! – возмущённо воскликнула я. – В этом не может мне отказать даже церковь! Вернее, именно церковь должна оказать мне эту милость! Не она ли призывает к милосердию? Хотя со стороны святейшего Папы, как я понимаю, этого милосердия нам не видать!
– Церковь Вам ничего не должна, Изидора. Вы колдунья, и как раз-то на Вас её милосердие не простирается! – совершенно спокойно произнёс Караффа. – Вашему мужу уже не поможет Ваш плачь! Идите лучше подумайте, как стать сговорчивее, тем же самым не заставляя более себя и других так сильно страдать.
Он удалился, как ни в чём не бывало, будто и не прерывал только что чью-то драгоценную жизнь, будто на душе у него всё было просто и хорошо... Если душа, как таковая, была у него вообще.
Меня вернули в мои покои, так и не разрешив отдать умершему мужу последнюю дань.
Сердце стыло в отчаянии и печали, судорожно цепляясь за крохотную надежду, что, возможно, Джироламо был первым и последним из моей несчастной семьи, кого этот изверг в папской сутане заставил страдать, и у которого он так просто и развлекаясь отобрал жизнь. Я знала, что ни смерть моего отца, и уж тем более – смерть Анны, я, вероятнее всего, не смогу пережить. Но меня ещё более пугало то, что я понимала – Караффа тоже это знал... И я ломала голову, составляя планы один фантастичнее другого. Но надежда уцелеть хотя бы на ближайшее время, чтобы попытаться помочь своим родным, таяла, как дым.
Прошла неделя, Караффа всё ещё не появлялся. Возможно, ему (так же, как и мне!) нужно было время, чтобы обдумать свой следующий шаг. А возможно его отвлекли какие-то другие обязанности. Хотя в последнее мне верилось с трудом. Да, он был Римским Папой... Но в то же время, он ещё был и невероятно азартным игроком, пропустить интересную партию для которого, было свыше его сил. А игра со мной в «кошки-мышки» доставляла ему, я думаю, истинное удовольствие...
Поэтому я изо всех сил старалась успокоиться и найти в своей измученной голове хотя бы какую-то «умную» мысль, которая помогла бы мне сосредоточиться на нашей неравной «войне», из которой, в реальности, у меня не остава-лось никакой надежды выйти победительницей... Но я всё равно не сдавалась, так как для меня «сдавшийся человек» был намного хуже, чем мёртвый человек. И так как я пока что была живой, это означало – я всё ещё могла бороться, даже если моя душа уже медленно умирала... Мне надо было хоть сколько-то продержаться, чтобы успеть уничтожить эту смертельно-опасную гадюку, коей являлся Караффа... Теперь у меня уже не оставалось никаких сомнений в том, что я смогу его убить, если только представится такая возможность. Только вот, как это сделать, я пока что не имела ни малейшего понятия. Как я только что печально убедилась на собственном опыте – моим «обычным» способом Караффу уничтожить было нельзя. Значит, приходилось искать что-то другое, а вот времени для этого у меня, к сожалению, почти что не оставалось.
Ещё я всё время думала о Джироламо... Он всегда был моей тёплой защитной «стеной», за которой я чувствовала себя надёжно и защищённо... Но теперь её больше не было... И заменить её было нечем. Джироламо был самым верным и самым ласковым мужем на свете, без которого очень важная часть моего мира померкла, став пустой и холодной. Моя жизнь постепенно заполнялась печалью, тоской и ненавистью... Желанием мстить Караффе, забывая про себя и про то, как мала была моя сила по сравнению с ним... Горе меня ослепляло, оно погру-жало меня в бездну отчаяния, выбраться из которой я могла, только его победив.
Караффа вернулся в мою жизнь примерно через две недели, в раннее солнечное утро, очень уверенный в себе, свежий и счастливый, и войдя в комнату, радостно произнёс:
– У меня для Вас сюрприз, мадонна Изидора! Думаю, он Вам очень понравится.
Меня сразу же прошибло холодным потом – я знала его «сюрпризы», они хорошо не кончались...
Как будто прочитав мои мысли, Караффа добавил:
– Это, правда, приятный сюрприз, я Вам обещаю. Вы сейчас увидите это сами!
Дверь открылась. А в неё, осторожно оглядываясь, вошла хрупкая высокая девочка... Ужас и радость на секунду сковали меня, не давая пошевелиться... Это была моя дочь, моя маленькая Анна!!!.. Правда, маленькой теперь её называть было уже трудновато, так как за эти два года она сильно вытянулась и повзрослела, став ещё красивее и ещё милей...
Моё сердце с криком рванулось к ней, чуть ли не вылетая из груди!.. Но спешить было нельзя. Я не знала, что задумал на этот раз непредсказуемый Караффа. Поэтому, надо было держаться очень спокойно, что было почти что выше моих человеческих сил. И только боязнь сделать непоправимую ошибку сдерживала мои ураганом рвавшиеся наружу бушующие эмоции. Счастье, ужас, дикая радость и страх потери одновременно рвали меня на части!.. Караффа довольно улыбался произведённым эффектом... что тут же заставило меня внутри содрогнуться. Я не смела даже подумать, что может последовать дальше... И знала, что, случись что-то ужасное, желание защитить Анну может оказаться слишком сильным, чтобы противиться Караффе... и я панически боялась, что не смогу отказать ему, чтобы он за это не попросил.

12 января 2015 года исполняется 100 лет со дня рождения Вадима Шефнера (12.01.1915-5.01.2002).

Не слышали это имя?

Поверьте, что встреча с ним не разочарует ни любителей поэзии, ни любителей фантастики, ни…

Впрочем, не стоит тратить время на длинные вступления.

«Рожден я в Петрограде 12 января 1915 года. Мать моя – Евгения Владимировна Шефнер – дочь вице-адмирала Владимира Владимировича фон-Линдестрема, Отец мой – Сергей Алексеевич Шефнер – пехотный подполковник; отец его Алексей Карлович Шефнер — был военным моряком. Он оставил России добрую память о себе: во Владивостоке есть улица Капитана Шефнера, а возле дальневосточного порта Находки – мыс Шефнера. (Имя деда – капитан-лейтенанта Алексея Карловича Шефнера – увековечено во Владивостоке потому, что 2 июля (20 июня по стар. стилю) 1860 года транспорт Сибирской флотилии «Манджур» именно под его командованием доставил в бухту Золотой Рог воинское подразделение для основания военного поста, который и положил начало этому городу).

«Мать много читала. Не только прозу, но и стихи. Память у нее была превосходная, она помнила многие стихи Фета и Тютчева, а Пушкина чуть ли ни всего знала. Надо думать, что это от нее я унаследовал любовь к поэзии, но на первых порах какой-то несерьезной была эта любовь. Я сочинял стишки – дразнилки, хулиганские частушки, а в шестом классе даже песню непристойную написал. А серьезные стихи не получались» .

Вадим рано потерял отца и потому, окончив семь классов, поступил в школу фабрично-заводского ученичества (ФЗУ), а затем пошел работать кочегаром по обжигу фарфора на ленинградский завод «Пролетарий». В 1933 году его первое стихотворение «Баллада о кочегаре» опубликовано в заводской газете «Резец».

В 1935 году наш герой поступил на рабфак Ленинградского университета. С этого времени он поменял за короткое время несколько мест работы и профессий: работал сверлильщиком на заводе электрооборудования, формовщиком в литейном цехе, подносил на стройке кирпичи, был инструктором по физкультуре, чертежником-архивариусом на оптико-механическом заводе, библиотекарем.

В середине 1930-х годов Вадим начал заниматься в литературном объединении при редакции газеты «Смена». К работе с молодыми поэтами привлекались такие мастера как А. А. Ахматова, Н. А. Заболоцкий, М. М. Зощенко и др.

С 1934 года начал публиковать стихи в газетах, с 1936 года – в литературных журналах. Первый стихотворный сборник Шефнера – «Светлый берег» – вышел в 1940 году, в том же году напечатан и его первый рассказ.

Не танцуйте сегодня, не пойте.

В предвечерний задумчивый час

Молчаливо у окон постойте,

Вспомяните погибших за нас.

Там, в толпе, средь любимых, влюблённых,

Средь весёлых и крепких ребят,

Чьи-то тени в пилотках зелёных

На окраины молча спешат.

Им нельзя задержаться, остаться –

Их берёт этот день навсегда,

На путях сортировочных станций

Им разлуку трубят поезда.

Окликать их и звать их – напрасно,

Не промолвят ни слова в ответ,

Но с улыбкою грустной и ясной

Поглядите им пристально вслед.

1961

Через много лет после войны Вадим Сергеевич написал: «Ныне, на исходе дней своих, я склонен думать, что к прозе приобщила меня Великая Отечественная война. До нее я в армии не служил, был белобилетником из-за своего плохого левого глаза [глаз он повредил в детстве. – А.К.]. Но правым видел я хорошо и теперь наконец пригодился как воинская единица. Сперва был рядовым в БАО (батальоне аэродромного обслуживания) недалеко от Питера, а в январе 1942 года был переведен в редакцию армейской газеты Ленфронта «Знамя победы». Там я стал не только поэтом военным, но и прозаиком-журналистом. Наряду со стихами писал очерки и заметки о конкретных людях, о бойцах переднего края, – после поездок и пеших походов в части. И о ленинградцах тоже писал. С войны вернулся в звании старшего лейтенанта, награжден тремя военными орденами, медалями... Но высшая награда моей душе – это память о тех людях, с которыми довелось мне встречаться в военные годы . (В. Шефнер. Приобщение к профессии)

Весть

Читаю в ночной тишине

Письмо незабытого друга,

Который убит на войне.

Читаю сухие, как порох,

Обыденные слова,

Неровные строки, в которых

Доныне надежда жива.

И всё торопливое, злое

Смолкает, стихает во мне.

К душе подступает былое,

Как в грустном возвышенном сне.

Весь мир этот, вечный и новый,

Я вижу – как будто с горы,

И вновь треугольник почтовый

В шкатулку кладу до поры.

1969

Военные сны

Нам снится не то, что хочется нам, –

Нам снится то, что хочется снам.

На нас до сих пор военные сны,

Как пулеметы, наведены.

И снятся пожары тем, кто ослеп,

И сытому снится блокадный хлеб.

И те, от кого мы вестей не ждем,

Во сне к нам запросто входят в дом.

Входят друзья предвоенных лет,

Не зная, что их на свете нет.

И снаряд, от которого случай спас,

Осколком во сне настигает нас.

И, вздрогнув, мы долго лежим во мгле, –

Меж явью и сном, на ничье земле,

И дышится трудно, и ночь длинна...

Камнем на сердце лежит война.

1966

Война подарила ему и одну очень важную встречу. В 1942 году Вадим Шефнер познакомился со своей будущей женой Екатериной, с которой прожил всю жизнь (она умерла в 2000, он ушел из жизни через полтора года).

Я мохом серым нарасту на камень,

Худ. Willem Haenraets

Где ты пройдёшь. Я буду ждать в саду

И яблонь розовыми лепестками

Тебе на плечи тихо опаду.

Я веткой клёна в белом блеске молний

В окошко стукну. В полдень на углу

Тебе молчаньем о себе напомню

И облаком на солнце набегу.

Но если станет грустно нестерпимо,

Не камнем горя лягу я на грудь –

Я глаз твоих коснусь смолистым дымом:

Поплачь ещё немного – и забудь...

1944

После войны наряду с поэтическим творчеством Шефнер брался и за стихотворные переводы (с китайского, с грузинского, белорусского, латышского и др.).

С 1940 года публиковал в журналах прозу, а первый ее сборник – «Облака над дорогой» – издал в 1957 году.

В 1960-е гг. Вадим Шефнер неожиданно для многих обратился к жанру фантастики, хотя для него-то как раз этот шаг был абсолютно логичен.

«Что натолкнуло меня на писание фантастики? Очевидно, ощущение странности, фантастичности жизни, сказочности ее. А может быть, стихи. Всю жизнь я пишу стихи, а фантастика ходит где-то рядом с поэзией. Они не антиподы, они родные сестры. Фантастика для меня – это, перефразируя Клаузевица, продолжение поэзии иными средствами. Если вдуматься, то в поэзии и фантастике действуют те же силы и те же законы – только в фантастике они накладываются на более широкие пространственные и временные категории ».

Писатель, определяя свои произведения этого направления как «полувероятные истории» и «сказки для умных», признавался в том, что больше всего привлекает его, как фантаста.

«…Что касается научно-фантастических романов, где речь идет только об открытиях и изобретениях, то они для меня не интересны. Для меня не столь важен фантастико-технико-научный антураж, а та над-фантастическая задача, которую ставит себе писатель. Поэтому я очень люблю Уэллса. Его «Машина времени» никогда не устареет, ибо, в сущности, каждый из нас ездит в этой машине ».

«У него на любом фантастическом фоне и в любой фантастической, порой страшной, ситуации действуют обыкновенные, вовсе не фантастические люди со всеми их достоинствами и недостатками. Действуют глупые и умные, герои и трусы, добрые и злые, но все в человеческих нормах и пределах. И вот автор вталкивает этих людей в фантастические события и смотрит, что из этого получится. А получается вот что: люди остаются людьми. В сущности, это очень человечный писатель ».

Вот, к примеру, герой повести «Небесный подкидыш, или Исповедь трусоватого храбреца» Серафим Пятизайцев, страстно мечтающий хотя бы короткое время пожить в тишине и одиночестве, попадает на планету Фемида, где это самое одиночество ему гарантируется. Там не только нет ни одного зеркала, но даже в привезенных Серафимом книгах исчезли все изображения живых существ. И не только из книг…

«Он извлек из пачечки книг твердую обложку от общей тетради, куда была вложена застекленная фотография его жены в металлической рамочке. Этот снимок (12 х 18) он всегда брал с собой, отбывая в дом отдыха. Сейчас он опять увидит Настю. Улыбаясь ему улыбкой № 19 ("Радость совместной прогулки"), стоит она под деревом в Летнем саду... Хорошо, что есть на свете Настя!..

С такими вот мыслями вынул Серафим из тетрадочной обложки фотографию – и обомлел. По-прежнему виден был на ней узор садовой ограды, по-прежнему стояло дерево, но теперь проявилась та часть его ствола, которую еще недавно заслоняла своей фигурой Настя. Настя со снимка исчезла.

- Это уже какое-то хамство космическое! – возмутился мой герой. – Это, господин заботник, тебе даром не пройдет! – А потом вдруг понял, что некому ему пожаловаться на этого цензора. В каждом земном доме отдыха, в любой гостинице, в самом плохоньком учреждении есть хоть какой-нибудь да директор – а здесь? Здесь никто не примет ни письменной, ни устной жалобы. А эти заботники делают то, на что они программированы. Они по-своему заботятся о нем, Серафиме, погружая его в одиночество. - Зато как здесь тихо! – прошептал он ».

Образы героев фантастических произведений Шефнера тоже далеки от стандарта. Мы ведь привыкли, что это бесстрашные покорители «пространств и миров». Нам же предстоит наблюдать приключения… чудаков и неудачников. Да-да! Однако не будем спешить с оценками. Ведь неудача — это не всегда плохо! Никто не застрахован от такой ситуации. Главное, как к ней относишься. Иногда то, что мы считаем неудачей, становится ступенькой к счастью.

Откроем повесть со странным на первый взгляд названием «Счастливый неудачник» (1965). Она начинается такими словами: «Есть люди, которые жалуются, что им не везет в жизни. Каждую мелкую неудачу они воспринимают как жестокий приговор судьбы, который не подлежит обжалованию. Они начинают считать себя неудачниками, падают духом. Вот я и хочу придать им бодрости и по мере сил доказать, что неудачи часто ведут к удачам, ибо прав арабский мудрец, который сказал: "Из зерен печали вырастают колосья радости" ».

Не менее яркий пример – Стефан – герой повести «Человек с пятью «не», или Исповедь простодушного» (1966).

«…Обо мне отец однажды выразился, что я ЧЕЛОВЕК С ПЯТЬЮ "НЕ". И далее он взял листок бумаги и письменно пояснил, что я

не – уклюжий

не – сообразительный

не – выдающийся

не – везучий

не – красивый.

Самое печальное, что все эти пять "не" действительно относились ко мне, и я понимал, что больших успехов и достижений в жизни у меня не предвидится …»

Зато его старший брат был полной противоположностью.

«Например, когда мать говорила нам: "Ребята, наколите-ка дровец!", – Виктор отвечал так: "Полигамный антропоморфизм и эпидемический геоцентризм на уровне сегодняшнего дня порождают во мне термодинамический демонизм и электростатический дуализм, что создает невозможность колки дров" .

Отец и мать горделиво переглядывались, радуясь научной подкованности Виктора, и посылали колоть дрова одного меня ».

В 1999 году писатель, отметивший 85-ый юбилей, удостоился специальной номинации «Паладин фантастики» российской литературной премии «Странник». Эта номинация традиционно присуждается человеку, который «жизнь свою положил на фантастическую литературу».

Творчество нашего героя – это всегда живой разговор по душам, в котором есть место и лирике и юмору. Потому оно оставляет у читателей ощущение света и радости.

Вадим Шефнер в своих произведениях дает нам очень важные жизненные советы, но делает это легко и ненавязчиво, будто хороший и мудрый друг.

Подражание восточному

Не возвожу плохих на пьедестал,

Но мир без них намного б хуже стал.

Плохие люди для того нужны,

Чтоб знали мы, кем быть мы не должны.

1985

Стрела

Хотел я смерти не орлу,

Не хищникам чащобы –

Я в друга выпустил стрелу

Несправедливой злобы.

Я промахнулся... Повезло,

Быть может, нам обоим?

Но мною посланное зло

Летит, летит над полем.

Летит сквозь строй лесных стволов,

Сквозь городские стены,

С океанических валов

Срывает клочья пены.

Пронзая ливень и метель,

Соборы и заборы

И, словно дьявольская дрель,

Просверливая горы,

Летит стрела с моей виной,

Летит в мою долину –

И огибает шар земной,

Чтоб мне вонзиться в спину.

1973

Не надо, дружок, обижаться,

Не надо сердиться, ей-ей,

На сверстников и домочадцев,

На старых неверных друзей.

Давай лучше жизни дивиться

И в добрые верить дела,

Глядеться в знакомые лица,

Как в праздничные зеркала.

Обиды все – мелочь такая,

Обиды ничтожны стократ

Пред вечными теми веками,

Что всех навсегда разлучат.

1977

Гордыня

Над пустотою нависая криво,

Вцепясь корнями в трещины камней,

Стоит сосна у самого обрыва,

Не зная, что стоять недолго ей.

Её давно держать устали корни,

Не знающие отдыха и сна;

Но с каждым годом круче и упорней

Вверх – наискось – всё тянется она.

Уже и зверь гордячки сторонится,

Идёт в обход, смертельный чуя страх,

Уже предусмотрительные птицы

Покинули гнездо в её ветвях.

Стоит она, беды не понимая,

На сумрачной, обветренной скале...

Ей чудится – она одна прямая,

А всё иное – криво на земле.

1954

Миг

Не привыкайте к чудесам –

Дивитесь им, дивитесь!

Не привыкайте к небесам,

Глазами к ним тянитесь.

Приглядывайтесь к облакам,

Прислушивайтесь к птицам,

Прикладывайтесь к родникам, –

Ничто не повторится.

За мигом миг, за шагом шаг

Впадайте в изумленье.

Всё будет так – и всё не так

Через одно мгновенье.

1964

Природа все учла и взвесила.

Вы, легкодумные стрелки,

Не нарушайте равновесия

И зря не жмите на курки.

Вот кружит ястреб. Вредный вроде бы.

Но пусть летает, невредим:

Кому-то вреден, а природе он

Полезен и необходим.

Ты рай себе уютный выстроил,

Но без тревог не проживешь.

Убьешь печаль – но тем же выстрелом

И радость, может быть, убьешь .

Умей

Умей, умей себе приказывать,

Муштруй себя, а не вынянчивай.