Жили были Ах и Ох. Ах любил повеселиться, но и трудиться тоже любил. Не было дня, чтобы Ах ничего не делал. Каждый день у него какие-то дела. Скучать ему некогда. А Ох был ленивый болезненный, очень боялся сквозняков и ветра. Ах любил заниматься физкультурой: бегать, прыгать, кататься на коньках, на лыжах. Ох ничего этого не любил и, потому очень часто болел.
Вот пошли как-то Ох и Ах в лес, дрова рубить. Ах захватил с собой лыжи, чтобы после работы покататься с горки. Начал Ах дрова рубить, весело ему, песенки напевает. А Ох носит по одному брёвнышку и охает: “Ох, не могу я, у меня все болит, мне тяжело, мне холодно, я заболею.” А Ах все рубит, да рубит, вспотел даже. Предупреждал он Оха, чтобы тот не кутался, но Ох не послушался и оделся как на Северный полюс.
Только Ах ушёл кататься на лыжах, как откуда ни возьмись появились Тётка Кашлотка и Соплей Мефодич, и стали приставать к Оху: “Здравствуй, Ох, мы давно за тобой наблюдаем, ты нам так понравился, что мы решили взять тебя к нам в компанию”. “Нет, не пойду”,- сказал Ох. “Да пойдем, у нас хорошо, делать нечего, никаких забот, пойдем...”- Продолжали заговаривать его злодеи. ”Ну ладно, пойду”, согласился Ох. 
Но тут увидел эту сцену Ах, прибежал, стал отнимать Оха у разбойников. Но было уже поздно. Ох простудился и заболел. 
У него насморк, кашель, горло болит. Ох лежит под тремя одеялами, с грелкой на голове, у кровати куча таблеток и лекарств, окна закрыты наглухо, в комнате душно. Тут прибежал Ах и говорит: «Все, хватит валяться в кровати, сейчас лечиться будем. Вставай с кровати, немедленно. Начинаем! Ах открыл окна, проветрил комнату, помог Оху встать, одеться, умыться и причесаться. 
Стали они вместе зарядку делать, потом на улицу пошли, стали бегать, прыгать, и Ох стал поправляться. А тетка Кашлотка и Соплей Мефодич все мешали Оху, с собой звали. Но Ох рассердился и прогнал их от себя проч. 
Поняли злодеи, что план их провалился и пошли опять бродить по свету, добрых людей обманывать да искать себе новых “друзей”. 
А Ах и Ох стали жить припеваючи, физкультурой заниматься, веселиться. И Ох с тех пор больше не болел. А тетка Кашлотка и Соплей Мефодич все еще бродят по свету. Чтобы они к вам не приставали, ребятки занимайтесь физкультурой, не ленитесь. Тогда вам не придется идти к доктору. Не приключится с вами такая история которая произошла с Охом. 
Сказка-ложь, да в ней намек, добрым деточкам - урок!
Давным-давно, не на нашей памяти, а пожалуй, когда ещё и отцов и дедов наших не было на свете, жил-был бедный мужик с женой, и был у них всего один сын, да и тот не такой, как надо: уродился таким лентяем, что просто беда! И за холодную воду не возмётся, всё на печи сидит да просо пересыпает. Ему уже, пожалуй, лет двадцать, а он всё, как дадут поесть, поест, а не дадут, то и так обходится.
Отец с матерью горюют:
- Что нам с тобой, сынок, делать, что ты ни к чему не годен? У других дети своим родителям помогают, а ты только хлеб даром ешь?
А ему хоть бы что: сидит да просо пересыпает... Горевали-горевали отец с матерью, а потом мать и говорит:
- Что ж ты, старик, думаешь? Вишь, какой он уже вырос, а такой дурак - ничего делать не умеет. Нанял бы ты его куда-нибудь, может, чужие люди его чему научат?
Посоветовались, и отдал отец его на портного учиться. Вот побыл он там дня три и убежал; забрался на печку - опять просо пересыпает.
Побил его отец хорошенько, отдал к сапожнику учиться. Да он и оттуда убежал. Отец опять его побил и отдал учиться кузнечному ремеслу. Но и там он долго не пробыл - убежал.
- Что же делать? Поведу,- говорит отец,- такого-сякого, в другое царство: уж куда ни отдам, а отдам - может, хоть оттуда не убежит.
Взял и повёл его. Идут, идут, долго ли, коротко ли, вошли в такой дремучий лес, что только небо да землю видать. Входят в лес, притомились немного; глядь - стоит у тропинки обгорелый пенёк, старик и говорит:
- Притомился я - сяду отдохну чуток. Вот садится он на пенёк:
- 0x! Как же я утомился!
Только сказал это, как вдруг из пенька, откуда ни возьмись, вылезает маленький дедок, сам сморщенный, а борода зелёная, до самых колен.
- Что тебе,- говорит,- человече, от меня надобно?
Удивился старик: откуда такое диво взялось? И говорит ему:
- Я разве тебя звал? Отвяжись!
- Как же не звал,- говорит дедок,- когда звал!
- Кто же ты такой? - спрашивает старик.
- Я,- говорит дедок,- лесной царь Ох. Зачем ты меня звал?
- Да чур тебя, я и не думал тебя звать! - говорит старик.
- Нет, звал: ты сказал: «Ох!»
- Да это я устал,- говорит старик,- вот и сказал.
- Куда же ты идёшь? - спрашивает Ох.
- Куда глаза глядят!-отвечает старик.- Веду своего дурачка внаймы отдавать - может, чужие люди его уму-разуму научат, ведь дома куда ни отдам, убежит.
- Так отдай его мне,- говорит Ох,- я его выучу. Только уговор: как год минет и ты придёшь за ним, то если узнаешь его - бери, а не узнаешь - ещё год у меня прослужит!
- Ладно,- говорит старик.
Ударили по рукам, и пошёл старик домой, а сынка Ох к себе повёл.
Вот как повёл его Ох, так и ведёт прямо на тот свет, под землю, и привёл к зелёной хатке, камышом утыканной. И всё в той хатке зелёное: и стены зелёные, и лавки зелёные, и жена Оха зелёная, и дети, словом - всё-всё. А работницами у Оха мавки - такие изумрудные, как рута...
- Ну, садись,- говорит Ох своему работнику,- да маленько поешь.
Подают мавки еду - и еда зелёная. Поел он.
- Ну,- говорит Ох,- пойди же, работничек, дров наруби да в хату наноси.
Пошёл работник. Уж рубил или нет, а лёг на дровах и уснул. Приходит Ох, а тот спит. Велел он дров наносить, положил связанного работника на дрова и поджёг их. Сгорел работник! Взял тогда Ох пепел, развеял по ветру, а один уголёк возьми да и выпади из пепла. Окропил его Ох живою водою - ожил снова работник, только уже проворнее стал.
Опять велел ему Ох дров нарубить, а тот опять уснул. Он поджёг дрова, сжёг работника, пепел по ветру развеял, уголёк живою водой окропил - вновь ожил работник и стал такой красивый, что лучше нету! Вот сжёг его Ох в третий раз и опять окропил уголёк живою водой - и сделался из ленивого парубка такой проворный да красивый казак, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать.
Пробыл парубок у Оха год. Миновал год, идёт отец за сыном. Пришёл в лес, к тому обгорелому пеньку, сел и говорит:
- Ох!
Ох и вылез из пенька и молвит:
- Здорово, человече!
- Здорово, Ох!
- А что тебе, человече, надобно? - спрашивает Ох.
- Пришёл,- говорит,- за сыном.
- Что ж, иди: коль узнаешь - бери его с собой, а не узнаешь - ещё год прослужит.
Пошёл старик за Охом. Приходит к его хате. Ох вынес мерку проса, высыпал - сбежалось петухов видимо-невидимо.
- Ну, узнавай,- говорит Ох,- где твой сын? Смотрел-смотрел старик - все петухи одинаковые: один в один, не узнал.
- Ну,- говорит Ох,- ступай домой, раз не узнал. Твой сын ещё год у меня прослужит.
Пошёл старик домой.
Вот проходит и второй год. Опять идёт старик к Оху. Подошёл к пеньку:
- Ох! - говорит. Ох вылез к нему.
- Иди,- говорит,- узнавай!
Завёл его в овчарню, а там - бараны, и все один в одного. Смотрел-смотрел старик да так и не узнал.
- Коли так, ступай домой: твой сын ещё год у меня проживёт.
Ушёл старик, пригорюнившись.
Проходит и третий год. Идёт старик к Оху. Идёт да идёт, вдруг навстречу ему дед, весь белый, как молоко, и одежда на нём белая.
- Здорово, человече!
- Доброго здоровья, дед!
- Куда тебя доля ведёт?
- Иду,- говорит,- к Оху сына выручать.
- Как?
- Да так, мол, и так,- говорит старик. И рассказал белому деду, как отдал он Оху внаймы своего сына и с каким уговором.
- Э! - говорит дед.- Дело твоё плохо! Долго он тебя будет водить за нос.
- Да я уж,- говорит старик,- и сам вижу, что дело плохо, да не знаю, что теперь и делать. Может, вы, дедушка, знаете, как мне сына-то узнать?
- Знаю! - говорит дед.
- Так скажите мне, дедушка, миленький! Всё-таки, какой бы там сын ни был, а родной мне, своя кровинка.
- Тогда слушай,- говорит дед.- Как придёшь к Оху, он выпустит голубей, но ты ни одного не бери, а возьми только того, который будет под грушей сидеть да перышки чистить: это твой сын!
Поблагодарил старик деда и пошёл. Приходит к пеньку.
- Ох! - говорит.
Ох вылез и повёл его в своё лесное царство. Вот высыпал Ох мерку пшеницы, созвал голубей.
Слетелось их великое множество, и все - как один.
- Узнавай,- говорит Ох,- где твой сын. Узнаешь- твой, не узнаешь - мой!
Вот все голуби клюют пшеницу, а один сидит под грушей, нахохлился и перья чистит. Старик и говорит:
- Вот мой сын!
- Ну, угадал! Коли так - бери.
И превратил Ох голубя в такого красивого парубка, что лучше во всём свете не сыскать. Сильно обрадовался отец, обнимает сына, целует. Оба радуются!
- Пойдём же, сын, домой. Вот и пошли.
Идут по дороге, разговаривают. То отец расспрашивает, как у Оха жилось; сын рассказывает. То отец жалуется, как он бедствует; сын слушает. А потом отец и говорит:
- Что же нам теперь, сынок, делать? Я бедняк, и ты бедняк. Прослужил ты три года, да ничего не заработал.
- Не горюйте, тато, всё устроится. Смотрите,- говорит,- будут здесь панычи на лис охотиться, вот я и обернусь борзою и поймаю лису. Захотят панычи меня у вас купить, так вы меня за триста рублей и продайте, только продавайте без цепочки; вот и появятся у нас деньги, разживёмся!
Идут они, идут; глядь - на опушке собаки лису гоняют - так гоняют, так гоняют: никак лиса не убежит, а борзая никак не нагонит. Вмиг обернулся сын борзой, догнал лису и поймал. Выскочили из лесу панычи:
- Это твоя борзая?
- Моя!
- Славная борзая! Продай её нам.
- Купите.
- Что ж тебе за неё дать?
- Триста рублей, без цепочки.
- На что нам твоя цепочка, мы ей золочёную сделаем! Бери сто!
- Нет.
- Ну, забирай деньги, давай борзую.
Отсчитали деньги, взяли борзую - давай охотиться. Выпустили её опять на лису. Она как погнала её, да прямо в лес: обернулась там парубком, и он явился снова к отцу.
Идут они, идут, а отец и говорит:
- Что нам, сын, эти деньги? Только и всего, что хозяйством обзавестись да хату починить...
- Не горюйте, тато, ещё будут. Сейчас,- говорит,- будут панычи за перепелами с соколом охотиться. Вот обернусь я соколом, и станут они меня покупать, а вы и продайте опять за триста рублей, только без колпачка.
Вот идут они полем, глядь - спустили панычи на перепела сокола. Гонится сокол, а перепел убегает; сокол не догонит, перепел не убежит. Обернулся сын соколом, вмиг настиг перепела. Увидали панычи:
- Это твой сокол?
- Мой.
- Продай его нам.
- Купите.
- Что хочешь за него?
- Коль дадите триста рублей, то берите, только без колпачка.
- Мы ему из парчи сделаем!
Сторговались, продал старик сокола за триста рублей. Вот пустили панычи сокола за перепелом, а он как полетел - и прямо в лес, обернулся парубком и опять к отцу воротился.
- Ну, теперь мы маленько разжились,- говорит старик.
- Погодите, тато, ещё будет! Как станем проходить мимо ярмарки, обернусь я конём, а вы меня продавайте. Дадут вам за меня тысячу рублей. Да только продавайте без уздечки.
Вот подходят к городку, что ли, а там ярмарка.
Обернулся сын конём - такой конь, словно змей, и подступиться страшно! Ведёт отец коня за уздечку, а тот гарцует, копытами землю бьёт. Сошлись купцы, торгуются.
- Коли за тысячу,- говорит,- без уздечки, то и забирайте!
- Да зачем нам твоя уздечка! Мы ему из серебра золочёную сделаем!
Дают пятьсот.
- Нет!
А тут цыган подходит, слепой на один глаз.
- Что тебе, старик, за коня?
- Тысячу, без уздечки.
- Э, дорого, батя, бери пятьсот с уздечкой!
- Нет, не с руки,- говорит отец.
- Ну, шестьсот... бери!
Как стал цыган торговаться, как стал - да старик и копейки не уступает.
- Ну, бери, батя, только с уздечкой.
- Э, нет, цыган: уздечка моя!
- Мил человек, да где ж это видано, чтоб коня продавали без узды?
- Как хочешь, а уздечка моя! - говорит старик.
- Ну, батя, я тебе ещё пять рубликов накину,- только с уздечкой.
Подумал старик: «Уздечка каких-то три гривны стоит, а цыган даёт пять рублей». Взял да и отдал. Пошёл старик с деньгами домой, а цыган - на коня и поехал. Но был он не цыган - то Ох цыганом обернулся.
Несёт конь Оха выше дерева, ниже облака. Спустились в лесу, приехали к Оху. Поставил он коня в стойло, а сам в хату пошёл.
- Не ушёл-таки из моих рук, вражий сын,- говорит жене.
Вот в полдень берёт Ох коня за узду, ведёт к водопою, к реке. Только привёл к реке, а конь наклонился пить да и обернулся окунем и поплыл. Ох, не долго думая, обернулся щукой и давай за. окунем гнаться. Только нагонит, а окунь развернёт плавники, повернётся хвостом, вот щука и не ухватит. Догоняет его щука и говорит:
- Окунёк, окунёк! Повернись-ка головой, побеседуем с тобой!
- Коль ты, кумушка, побеседовать хочешь,- говорит окунёк щуке,- то я и так услышу!
Опять нагонит щука окуня:
- Окунёк, окунёк, повернись-ка головой, побеседуем с тобой!
А окунёк расправит плавники да и говорит:
- Коль ты, кумушка, побеседовать хочешь, то я и так услышу.
Долго гонялась щука за окунем,- ан нет, не поймать!
Вот подплывает окунь к берегу, а там царевна бельё полощет. Обернулся окунь гранатовым перстнем в золотой оправе, увидела его царевна и достала из воды. Приносит домой, похваляется:
- Какой я, батюшка, красивый перстенёк нашла!
Любуется отец, а царевна не знает, на какой палец его и надеть: красивый такой!
А погодя докладывают царю, что явился какой-то купец. (А это Ох купцом обернулся.) Вышел царь:
- Чего тебе надо?
- Так, мол, и так: ехал я,- говорит Ох,- на корабле по морю. Вёз в свою землю царю перстень гранатовый, да и уронил его в воду. Не нашёл ли кто из ваших?
- Да,- говорит царь,- дочка моя нашла. Позвали её. Как начал Ох её просить, чтоб отдала,- а то ему, говорит, и на свете не жить, коль не привезёт того перстня! А она не отдаёт, и всё! Тут уж и царь вмешался.
- Отдай,- говорит,- дочка, а то из-за нас будет беда человеку,- отдай!
А Ох уж так просит:
- Что хотите, то и берите у меня - только отдайте мне перстень!
- Ну, коль так,- говорит царевна,- то не будет ни мне, ни тебе! - и хватила перстнем о землю. Рассыпался тот перстень пшеном - так и раскатилось по всему дому. А Ох, не долго думая, обернулся петухом и давай то пшено клевать. Клевал, клевал, всё склевал, но одно пшённое зёрнышко закатилось под ноги царевне,- он его и не заметил. Только поклевал - вмиг в окно и полетел.
А пшённое зёрнышко обернулось парубком, да таким красивым, что царевна как увидела, так сразу и влюбилась - и так уже просит царя и царицу, чтобы выдали за него:
- Ни за кем,- говорит,- я счастливой не буду, а за ним моё счастье!
Долго царь кривился: «Как это за простого парубка отдавать свою дочку?» А потом посоветовались - и благословили их, обвенчали, да такую свадьбу сыграли, что весь люд на ней побывал!
И я там был, мёд-вино пил, хоть во рту не было, а по бороде текло - потому она у меня и побелела!
В стародавние времена все это было не так, как ныне, раньше всякие чудеса на свете творились, да и свет-то был не такой, как теперь. Нынче этого ничего нету... Расскажу я вам сказку про лесного царя Оха, какой он был. Давным-давно, не на нашей памяти, а пожалуй, когда еще и отцов и дедов наших не было на свете, жил-был бедный мужик с женой, у них был всего один сын, да и тот не такой, как надо: уродился такой ленивец, что и не приведи господи! И за холодную воду не возьмется, все на печи сидит, только просо пересыпает. Ему уже, пожалуй, лет двадцать, а он все без штанов на печи живет — никогда не слазит, как подадут поесть, поест, а не дадут, то и так обходится.
Вот отец с матерью и горюют:
— Что нам с тобой, сынок, делать, что ты ни к чему не гожий! У других дети своим отцам помогают, а ты только даром у нас хлеб переводишь!
А ему хоть бы что: сидит да просо пересыпает... У других-то пойдет ребенку пятый, шестой год, а он уже отцу-матери в помощь; а этот вот вырос такой детина, что аж под самый потолок, а все без штанов ходит, делать ничего не умеет.
Горевали-горевали отец с матерью, а потом мать и говорит:
— Что ж ты, старик, думаешь с ним делать? Вишь какой он уже вырос, а такой дурень — ничего делать не умеет. Отдал бы ты его хотя бы внаймы. Может, чужие люди его чему-либо дельному научат?
Пораздумали, и отдал его отец к портному в обученье. Вот побыл он там дня три, да и убежал; забрался на печку — опять просо пересыпает. Побил его отец хорошенько, выругал, отдал к сапожнику учиться. Так он и оттуда убежал. Отец опять его побил и отдал учиться кузнечному ремеслу. Но и там он долго не пробыл — убежал. Что делать отцу?
— Поведу, — говорит, — его такого-сякого, в другое царство: уж куда ни отдам внаймы, то отдам, может, оттуда и не убежит. — Взял и повел его.
Идут они и идут, долго ли, коротко ли, вошли в такой дремучий лес, что только небо да землю видать. Входят в лес, утомились немного; видят — стоит у дорожки обгорелый пенек, старик и говорит:
— Притомился я, сяду отдохну маленько. Только стал он на пенек садиться и вымолвил:
— Ох! Как же я утомился! — как вдруг из пенька, откуда ни возьмись, вылазит маленький дедок, сам весь сморщенный, а борода зеленая, аж по колена.
— Что тебе, — говорит, — человече, от меня надобно? Удивился старик: откуда такое диво взялось? И говорит ему:
— Я разве тебя звал? Отвяжись!
— Как же не звал, — говорит дедок, — когда звал!
— Кто же ты такой? — спрашивает старик.
— Я — лесной царь Ох. Ты зачем меня звал?
— Да чур тебя, я и не думал тебя звать! — говорит старик.
— Нет, звал: ты ведь сказал: «Ох!»
— Да это я устал, — говорит старик, — вот и сказал так.
— Куда ты идешь? — спрашивает Ох.
— Куда глаза глядят! — отвечает старик. — Веду своего дурня внаймы отдавать, может, чужие люди его уму-разуму научат. А дома, куда его ни отдавал, он отовсюду убегал.
— Так отдай его мне, — говорит Ох, — я его выучу. Только с таким уговором: как год у меня пробудет, ты придешь за ним и, если его узнаешь, то бери, а не узнаешь — еще год у меня прослужит.
— Хорошо, — говорит старик.
Ударили по рукам, магарыч распили; пошел себе старик домой, а сынка Ох к себе повел.
Вот повел его Ох и ведет прямо на тот свет, под землю, привел к зеленой хатке, камышом крытой; и все в той хатке зеленое: и стены зеленые, и лавки зеленые, и жена Оха зеленая, и дети зеленые, — сказано, все, все. А работницами у Оха Мавки — такие изумрудные, как рута...
— Ну, садись, — говорит Ох своему наймиту, — да маленько поешь.
Подают ему Мавки еду, а еда вся зеленая. Он поел.
— Ну, — говорит Ох, — коли взялся у меня работать, то дровец наруби да в хату принеси.
Пошел работник. Уж рубил или нет, а лег на дровах и — уснул. Приходит Ох, а тот спит. Взял он его, а своим работникам велел наносить дров, его связанного на дрова положил и поджег их. И сгорел работник! Взял тогда Ох и развеял пепел его по ветру, но выпал один уголек из пепла. Окропил его Ох живою водой — вдруг ожил работник и стал малость умней и проворней. Опять велел ему дров нарубить. А тот опять уснул. Ох поджег дрова, спалил работника снова, пепел по ветру развеял, уголек живою водой окропил — ожил работник и стал такой красивый, что лучше нету! Вот сжег его Ох и в третий раз и опять окропил уголек живою водой — и сделался из ленивого парубка такой проворный да красивый казак, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке рассказать.
Пробыл парубок у Оха год. Миновал год, приходит отец за сыном. Пришел в лес к тому обгорелому пеньку, сел и говорит:
— Ох!
Ох и вылез из пенька, говорит:
— Здорово, человече!
— Здорово, Ох!
— А что тебе, человече, надобно? — спрашивает.
— Пришел, — говорит, — за сыном.
— Ну, пойдем, коль узнаешь — бери его с собой, а не узнаешь — еще год у меня прослужит.
Пошел старик за Охом. Приходят к его хате. Ох вынес мерку проса, высыпал — и сбежалось петухов видимо-невидимо.
— Ну, узнавай, — говорит Ох, — где твой сын? Смотрит старик — все петухи одинаковые: один в один, не узнал.
— Ну, — говорит Ох, — ступай домой, раз не узнал. Твой сын еще год у меня прослужит.
Пошел старик домой.
Проходит и второй год. Идет опять старик к Оху. Подошел к пеньку:
— Ох! — говорит.
Ох вылез к нему.
— Иди, — говорит, — узнавай! — И повел его в овчарню, а там — бараны и все один в одного. Смотрел-смотрел старик, но так и не узнал.
— Коли так, ступай домой: твой сын еще год у меня проживет.
Ушел старик пригорюнившись.
Проходит и третий год. Идет старик к Оху. Идет и идет, вдруг навстречу ему дед, весь белый, как кипень, и одежда на нем белая.
— Здорово, человече!
— Доброго здоровья, дед!
— Куда тебя бог несет?
— Иду, — говорит, — к Оху сына своего выручать.
— Как так?
— Да так, мол, и так, — говорит старик.
И рассказал белому деду, как отдал он Оху внаймы своего сына и с каким уговором.
— Э! — говорит дед. — Дело твое плохо! Долго он тебя будет водить.
— Да я, — говорит старик, — и сам уже вижу, что дело плохо, да не знаю, что мне теперь и делать. Может, вы, дедушка, знаете, как мне сына-то выручить?
— Знаю, — говорит дед.
— Так скажите мне, дедушка, миленький: я весь век за вас бога буду молить! Все-таки, какой бы там сын ни был, а родной мне, своя кровинка.
— Так слушай, — говорит дед. — Как придешь к Оху, он выпустит тебе голубей, — будет их зерном кормить. Ни одного из тех голубей не бери, а возьми только того, который есть не станет, а будет он сидеть под грушей да перышки чистить: это твой сын!
Поблагодарил старик деда и пошел. Приходит к пеньку.
— Ох! — говорит.
Ох и вылез к нему и повел его в свое лесное царство. Вот высыпал Ох мерку пшеницы, созвал голубей. Слетелось их такое множество, что боже ты мой! И все один в одного.
— Ну, узнавай, — говорит Ох, — где твой сын. Коль узнаешь — твой будет, а не узнаешь — мой!
Вот все голуби клюют пшеницу, а один сидит под грушей, нахохлился и перья чистит. Старик говорит:
— Вот это мой сын!
— Ну, угадал! Бери, коли так.
Ох обратил голубя в такого красивого парубка, что лучшего во всем свете не найти. Сильно обрадовался отец, обнимает сына, целует, оба радуются.
— Пойдем, сын, домой. Вот и пошли.
Идут по дороге, беседуют. Отец расспрашивает, как ему у Оха жилось. Сын все рассказывает, а отец жалуется, как бедствует он, а сын слушает. А потом отец говорит:
— Что же нам теперь, сыне, делать? Я бедняк, и ты бедняк. Прослужил ты три года, да ничего не заработал.
— Не горюйте, таточку, все устроится. Будут, — говорит, — в лесу панычи на лис охотиться; вот обернусь я борзою собакой, поймаю лису, и захотят панычи меня у вас купить, а вы меня за триста рублей и продайте, только продавайте без цепочки: будут у нас деньги, разживемся.
Идут они и идут; глядь — на опушке собаки за лисицей гонятся: никак лиса убежать не может, а борзая никак ее не нагонит. Вмиг обернулся сын борзою собакой, догнал лисицу и поймал. Выскочили из лесу панычи:
— Это твоя собака?
— Моя!
— Хорошая борзая! Продай ее нам.
— Купите.
— Что ж тебе за нее дать?
— Триста рублей без цепочки.
— На что нам твоя цепочка, мы ей золоченую сделаем. Бери сто!
— Нет.
— Ну, забирай деньги, давай собаку.
Отсчитали деньги, взяли борзую и стали опять за лисой гоняться. А она как погнала лису да прямо в лес: обернулась там парубком, и явился он снова к отцу.
Идут они и идут, а отец и говорит:
— Что нам, сын, этих вот денег? Только разве хозяйством обзавестись да хату подновить...
— Не горюйте, таточку, еще будут. Сейчас, — говорит, — будут панычи за перепелами с соколом охотиться. Вот обернусь я соколом, и станут они меня у вас покупать, а вы продайте меня опять за триста рублей, только без колпачка.
Идут они полем, глядь — спустили панычи на перепела сокола. Гонится сокол, а перепел убегает: сокол не догонит, перепел не убежит. Обернулся тогда сын соколом, вмиг насел на перепела. Увидали это панычи.
— Это твой сокол?
— Мой.
— Продай его нам.
— Купите.
— Что хочешь за него?
— Коль дадите триста рублей, то берите себе, да только без колпачка.
— Мы ему парчовый сделаем.
Сторговались, продал старик сокола за триста рублей. Вот пустили панычи сокола за перепелом, а он как полетел — и прямо в лес, обернулся парубком и опять к отцу воротился.
— Ну, теперь мы маленько разжились, — говорит старик.
— Подождите, таточку, еще будет! Как станем проходить мимо ярмарки, обернусь я конем, а вы меня продайте. Дадут вам за меня тыщу рублей. Да только продавайте без уздечки.
Подходят к местечку, а там ярмарка большая или что-то вроде того. Обернулся сын конем, а конь такой, словно змей, что и подступить к нему страшно! Ведет отец коня за уздечку, а тот так и гарцует, копытами землю бьет. Посходились купцы, торгуются.
— За тыщу, — говорит, — без уздечки продам.
— Да зачем нам твоя уздечка! Мы ему серебряную, золоченую сделаем!
Дают пятьсот.
А тут цыган подходит, слепой на один глаз.
— Что тебе, старик, за коня?
— Тыщу без уздечки.
— Э, дорого, батя, бери пятьсот с уздечкой!
— Нет, не рука, — говорит отец.
— Ну, шестьсот... бери!
Как начал цыган торговаться, а старик и копейки не уступает.
— Ну, бери, батя, только с уздечкой.
— Э, нет, уздечка моя!
— Милый человек, да где ж это видано, чтоб продавали коня без узды? Как же его взять-то?..
— Как хочешь, а уздечка моя! — говорит старик.
— Ну, батя, я тебе еще пять рубликов накину, только с уздечкой.
Подумал старик: «Уздечка каких-нибудь три гривны стоит, а цыган дает пять рублей», — взял да и отдал.
Распили магарыч. Взял старик деньги и пошел домой, а цыган вскочил на коня и поехал. А был то не цыган. Ох цыганом обернулся.
Несет конь Оха выше дерева, ниже облака. Спустились в лесу, приехали к Оху. Поставил он коня в стойло, а сам в хату пошел.
— Не ушел-таки из моих рук, вражий сын, — говорит жене.
Вот в полдень берет Ох коня за узду, ведет к водопою, к реке. Только привел к реке, а конь наклонился напиться, обернулся окунем и поплыл. Ох, не долго думая, обернулся щукой и давай за окунем гнаться. Вот-вот нагонит, окунь развернул плавники, махнул хвостом, а щука и не может схватить. Вот догоняет его щука и говорит:
— Окунек, окунек! Повернись ко мне головой, давай с тобой побеседуем!
— Ежели ты, кумушка, беседовать хочешь, то я и так услышу!
Нагоняет щука окуня и говорит:
— Окунек, окунек, повернись ко мне головой, давай с тобой побеседуем!
А окунек расправил плавники:
— Коль ты, кумушка, беседовать хочешь, я и так услышу.
Долго гонялась щука за окунем, а поймать не может.
Вот подплывает окунь к берегу, а там царевна белье полощет. Обернулся окунь гранатовым перстнем в золотой оправе, увидела его царевна и вытащила из воды. Приносит домой, похваляется:
— Ах, какой я, батюшка, красивый перстенек нашла!
Любуется отец, а царевна не знает, на какой его палец и надеть: такой он красивый!
А тут в скором времени царю докладывают, что явился, мол, какой-то купец. (А это Ох купцом обернулся.) Вышел царь:
— Что тебе, старичок, надо?
— Так, мол, и так: ехал я, — говорит Ох, — на корабле по морю, вез в родную землю своему царю перстень гранатовый да уронил его в воду. Не нашел ли кто его из ваших?
— Да, — говорит царь, — дочка моя нашла. Позвали ее. И как начал Ох ее просить, чтобы отдала, — а то мне, говорит, и на свете не жить, коль не привезу того перстня!
А она не отдает, да и все!
Тут уж и царь вмешался:
— Отдай, — говорит, — дочка, а то из-за нас будет беда старику!
А Ох уж так просит:
— Что хотите с меня берите, только перстень отдайте.
— Ну, коль так, — говорит царевна, — то пускай будет ни мне, ни тебе! — и кинула перстень оземь... и рассыпался он пшеном по всему дворцу. А Ох, не долго думая, обернулся петухом и давай то пшено клевать. Клевал, клевал, все поклевал, но одно пшенное зернышко закатилось царевне под ногу, вот он его не заметил. Только поклевал, вмиг вылетел в окно и полетел.
А из пшенного зернышка обернулся парубок, да такой красивый, что царевна как глянула, так сразу ж в него влюбилась — просит царя и царицу, чтобы выдали ее за него замуж.
— Ни за кем, — говорит, — не буду я счастлива, только с ним мое счастье!
Долго не соглашался царь отдавать свою дочку за простого парубка, а потом согласился. Благословили их, обвенчали да такую свадьбу сыграли, что весь мир на ней побывал.
И я там был, мед-вино пил, хоть во рту не было, а по бороде текло, потому она у меня и побелела.
Колись дуже давно жили собі бідні чоловік та жінка, і був у них один син, та й той такий ледачий, що нічогісінько не робив, тільки на печі грався. Стало йому двадцять літ. Батьки журяться, думають, що з ним робити. Вирішили віддати в найми, може, чужі люди його чомусь навчать. Оддали хлопця до кравця, потім до шевця – більше трьох днів він не витримував, тікав додому. Надумав батько одвести сина в інше царство. Йдуть вони через темний ліс. Чоловік утомився, сів на пеньок та й каже: – Ох! Як же я втомився!
Де не взявся – з-під пенька дідок вилазить,
Маленький, зморщений, а борода зелена аж по коліна. Та й питає чоловіка, навіщо він його кликав. Батько здивувався, сказав, що нікого не кликав. Тоді дідок і назвався, він – лісовий цар Ох. Розпитав, куди вони йдуть і сказав, що хоче найняти хлопця, навчити його. Звелів прийти через рік: якщо впізнає батько сина, забере, а ні, то буде ще рік служити. На тому домовилися, батько пішов додому, а цар повів хлопця в підземне царство до зеленої хатки, де й жінка, і діти, і наймички – все зелене, навіть їжа.
Дав Ох завдання хлопцеві – нарубати дров. А той ліг та й спить. Наказав тоді Ох спалити наймита. Так і зробили. Вуглину, яка залишилася, Ох сприснув живущою водою – хлопець ожив і став таким гарним, що й не сказати. Так повторювалося п’ять разів. Із ледачого парубка став моторний і гарний козак.
Через рік батько прийшов за сином, викликав Оха. Цар повів його до себе, взяв проса, висипав – назбігалося багато півнів. Треба було батькові впізнати серед них сина, але той не впізнав, то й пішов додому ні з чим.
Наступного року Ох увів батька в кошару й загадав упізнати серед баранів свого сина. Той знову не впізнав, та й пішов журячись. ,
На третій рік іде батько до Оха, а назустріч йому дід, білий, як молоко, і одежа на ньому біла.
Привіталися, розпитав дід про батькову біду і взявся допомогти. Сказав, що Ох тепер випустить голубів, так батько хай не бере ніякого, тільки того, котрий не їстиме, сидітиме окремо під грушею та оскубатиметься. Батько так і зробив. Довелося Охові віддавати сина, тепер уже такого гарного парубка.
Йдуть батько й син додому, розмовляють. Журиться батько, що вони бідні. Тоді син його заспокоїв і сказав, що тут полюватимуть за лисицями паничі, він перекинеться на хорта й піймає лисицю; мисливці будуть купувати хорта у нього, хай продає, тільки без ретязя, от і будуть гроші. Все так і трапилося. Батько йде та знову бідкається, що мало грошей, не вистачить хазяйством обзавестись.
Парубок сказав, що паничі їхатимуть по перепелиці із соколом, то він перекинеться на сокола, мисливці купуватимуть у нього того сокола, хай продає, тільки без шапочки. Так і зробили. Продав батько сокола за триста рублів, а той як полетів, то й не повернувся до паничів.
Син сказав, що перекинеться ще й конем на ярмарку, а батько хай продає його за тисячу рублів, тільки без недоуздка. Де не взявся циган, став торгуватися і таки вмовив батька продати коня з недоуздком. А то був не циган, а цар Ох. Сів цар на коня, поїхав додому, радий, що таки не втік парубок. Повів коня до водопою, а той кінь перекинувся окунем та й поплив у річці. Ох перекинувся щукою – та за ним. Довго ганялися. Виплив той окунь на берег, де царівна білизну прала, та й перетворився на перстень. Царівна підняла його з води, пішла додому, хвалиться. Ох перекинувся купцем, прийшов до царя й попросив віддати йому перстень, бо то саме він його загубив, а без нього йому не жити. Царівні жаль віддавати, вона й кинула перстень на землю – то щоб ні тобі, ні мені. Перстень і розсипався пшоном по хаті. Ох перекинувся півником – і давай клювати. А одна пшонинка закотилася під ноги царівні, то лісовий цар її не помітив та й полетів собі.
А з пшонини постав такий гарний парубок, що царівна одразу в нього закохалася. Попросила батька віддати її за нього, цар довго морщився, що за простого віддавати доводиться, та все ж погодився. І зіграли вони гучне весілля.
Коментар:
Ця казка – фантастична, і навіяна вірою людей у лісових царів, у живлющу воду, в чарівне очищення вогнем. Злим силам протистоять добрі, наприклад, дід у білому, який допоміг батькові впізнати сина.
У казці відбивається наївна віра народу в те, що царі живуть, як і прості люди – “царівна шмаття на річці пере”, “пшоном розсипалось по хаті”, “так у простого хлопця і закохалася”. Цей фольклорний твір утверджує оптимізм, віру в краще, в перемогу добра й справедливості.
(Пока оценок нет)
Казка “Ох!” – народні казки
Related posts:
- Були собі дід та баба, і було в них три сини: два розумних, а третій дурний. Розумних же вони жалують, дають їм усе найкраще, а...
- Пішла якось бідна жінка до міста. Та ось назустріч їй чоловік. Він сказав, що може виручити жінку з бідності, якщо вона продасть те, про що...
– Дитячі книги з малюнками українською мовою
Ілюстрації – О.Колесніков
Колись-то давно, не за нашої пам"яті, – мабуть, що й батьків і дідів наших не було на світі, – жив собі убогий чоловік з жінкою, а в них був одним один син, та й той не такий, як треба: таке ледащо той одинчик удався, що лишенько! Нічого не робить – і за холодну воду не візьметься, а все тільки на печі сидить та просцем пересипається. Уже йому, може, годів з двадцять, а він усе на печі сидить, як подадуть їсти, то й їсть, а не дадуть, то й так обходиться.
Батько й мати журяться:
– Що нам з тобою, сину, робить, що ти ні до чого не дотепний? Чужі діти своїм батькам у поміч стають, а ти тільки дурно хліб переводиш!
Так йому не до того: сидить та просцем пересипається.
Журились-журились батько з матір"ю, а далі мати й каже:
– Що ти таки, старий, думаєш з ним, що вже він до зросту дійшов, а така недотепа – нічого робить не вміє? Ти б його куди оддав, то оддав, куди найняв, то найняв, може б, його чужі люди чому навчили.
Порадились, батько й оддав його у кравці вчитись. От він там побув днів зо три та й утік, зліз на піч – знов просцем пересипається. Батько його вибив добре, оддав до шевця шевству вчитись. Так він і звідтіля втік. Батько знов його вибив і оддав ковальству вчитись. Так і там не побув довго – втік.
– Що його робить? Поведу, – каже, – вражого сина, ледащо, в інше царство: де найму, то найму, – може, він відтіля не втече.
Взяв його й повів. Йдуть та йдуть, чи довго, чи не довго, аж увійшли у такий темний ліс, що тільки небо та земля. Увіходять у ліс, притомилися; а там над стежкою стоїть обгорілий пеньок; батько й каже:
– Притомився я – сяду, одпочину трохи.
От сідає на пеньок та:
– Ох! Як же я втомився!
Тільки це сказав – аж з того пенька – де не взявся – вилазить такий маленький дідок, сам зморщений, а борода зелена аж по коліна.
– Що тобі, – питає, – чоловіче, треба од мене?
Як Чоловік здивувався: «Де воно таке диво взялося?» Та й каже йому:
– Хіба я тебе кликав? Одчепись!
– Як же не кликав, коли кликав!
– Хто ж ти такий? – пита чоловік.
– Я, – каже дідок, – лісовий цар Ох. Чого ти мене кликав?
– Та цур тобі, я тебе і не думав кликать!
– Ні, кликав: ти сказав: «Ох!»
– Та то я втомився та й сказав.
– Куди ж ти йдеш? – пита Ох.
– Світ за очі! – каже чоловік. – Веду оцю дитину наймать, – може, його чужі люди навчать розуму, бо у себе дома – що найму, то й утече.
– Найми, – каже Ох, – у мене: я його вивчу. Тільки з такою умовою: як вибуде рік та прийдеш за ним, то як пізнаєш його – бери, а не впізнаєш, – ще рік служитиме в мене!
– Добре, – каже чоловік.
Погодилися, – чоловік і пішов собі додому, а сина повів Ох до себе.
От як повів його Ох, та повів аж на той світ, під землю, та й привів до зеленої хатки, очеретом обтиканої. А в хатці усе зелене: і стіни зелені, і лавки зелені, і Охова жінка зелена, і діти, сказано – все, все. А за наймичок у Оха мавки – такі зелені, як рута!
– Ну, сідай же, – каже Ох, – наймитку, та попоїси трохи!
Мавки подають йому страву – і страва зелена.
Він поїв.
– Ну, – каже Ох, – піди ж, наймитку, дровець урубай та наноси.
Наймит пішов. Чи рубав, чи не рубав, ліг на дрівця й заснув. Приходить Ох – аж він спить. Він звелів наносить дров, поклав на дрова зв"язаного наймита, підпалив дрова. Згорів наймит! Ох тоді взяв попілець, за вітром розвіяв, а одна вуглинка і випала з того попелу. Ох тоді її сприснув живущою водою, – наймит знов став живий, моторніший трохи.
Ох знову звелів наймитові дрова рубати; той знову заснув. Ох підпалив дрова, наймита спалив, попілець за вітром розвіяв, вуглину сприснув живущою водою – наймит знов ожив і став такий гарний, що нема кращого! От Ох спалив його втретє, та знову сприснув вуглину живущою водою – із того ледачого парубка та став такий моторний та гарний козак, що ні здумать, ні згадать, хіба в казці сказать.
От вибув той парубок рік. Як вийшов рік, батько йде по сина. Прийшов у той ліс, до того пенька обгорілого, сів та й каже:
От виходить і другий рік; чоловік знову йде до Оха. Прийшов до пенька:
– Ох! – каже.
Ох до нього виліз.
– Іди, – каже, – пізнавай.
Увів його в кошару – аж там самі барани, один в один. Чоловік пізнавав-пізнавав – не пізнав.
– Іди собі, коли так, додому: твій син ще рік служитиме у мене.
Чоловік і пішов, журячись.
Виходить і третій рік: чоловік іде до Оха. Іде та йде – аж йому назустріч дід, увесь, як молоко, білий, і одежа на йому біла.
– Здоров, чоловіче!
– Доброго здоров"я, діду!
– Куди тебе доля несе?
– Йду, – каже, – до Оха виручать сина.
– Як саме?
– Так і так, – каже чоловік. І розказав тому білому дідові, як він Охові оддав у найми свого сина і з якою умовою.
– Е! – каже дід. – Погано, чоловіче, довго він тебе водитиме.
– Та я вже, – каже чоловік, – і сам бачу, що погано, та не знаю, що його й робить тепер у світі. Чи ви, дідусю, не знаєте, як мені сина вгадать?
– Знаю! – каже дід.
– Скажіть же й мені, дідусю-голубчику! Бо все-таки, який він не був, – а мій син, своя кров.
– Слухай же, – каже дід, – як прийдеш до Оха, він тобі випустить голубів, то ти не бери ніякого голуба, тільки бери того, що не їстиме, а сам собі під грушею сидітиме та обскубуватиметься: то твій син!
Подякував чоловік і пішов. Приходить до пенька:
– Ох! – каже.
Ох виліз до його і повів його у своє лісове царство. От висипав Ох мірку пшениці, наскликав голубів. Назліталось їх сила, і все один в один.
– Пізнавай, – каже Ох, – де твій син! Пізнаєш – твій, не пізнаєш – мій.
От всі голуби їдять пшеницю, а один сидить під грушею сам собі, надувся та обскубується. Чоловік і каже:
– Ось мій син!
– Ну, вгадав! Коли так – бери.
Взяв перекинув того голуба, – і став з його такий гарний парубок, що кращого й на світі немає.
Батько зрадів, обнімає його, цілує. Раді обидва!
– Ходім же, сину, додому.
От і пішли.
Йдуть дорогою та й розмовляють. Батько розпитує, як там у Оха було; син розказує; то знову батько розказує, як він бідує, а син слухає. Батько й каже:
– Що ж ми тепер, сину, робитимем? Я бідний і ти бідний. Служив ти три роки, та нічого не заробив!
– Не журіться, тату, все гаразд буде. Глядіть, – каже, – тут полюватимуть за лисицями паничі, то я перекинусь хортом та піймаю лисицю. Паничі мене купуватимуть у вас; то ви мене продайте за триста карбованців, – тільки продавайте без ретязя: от у нас і гроші підуть, розживемось!
Йдуть та йдуть, – аж так на узліссі собаки ганяють лисицю; так ганяють, так ганяють: лисиця не втече, хорт не дожене. Син зараз перекинувся хортом, догнав ту лисицю. Паничі вискочили з лісу.
– Це твій хорт?
– Добрий хорт! Продай його нам.
– Купіть.
– Що тобі за нього?
– Триста карбованців, без ретязя.
– Нащо нам твій ретязь, ми йому позолочений зробимо! На сто!
– Ну, бери гроші, – давай хорта.
Одлічили гроші, взяли хорта, – давай полювать. Випустили того хорта знову на лисицю. Він як погнав лисицю, то погнав аж у ліс, там перекинувсь парубком і знову прийшов до батька.
Йдуть та йдуть, батько й каже:
– Що нам, сину, цих грошей, – тільки що хазяйством завестись, хату полагодить.
– Не журіться, тату, буде ще. Тут, – каже, – тату, паничі їхатимуть по перепелиці з соколом. То я перекинусь соколом, а вони мене купуватимуть, то продайте знов за триста карбованців, без шапочки.
От ідуть полем, – паничі випустили сокола на перепела; так сокіл женеться, а перепел тікає: сокіл не дожене, перепел не втече. Син перекинувсь соколом, – так і насів на перепела. Паничі побачили:
– Це твій сокіл?
– Продай його нам!
– Купіть.
– Що тобі за нього?
– Як дасте триста карбованців, то беріть собі сокола, тільки без шапочки.
– Ми йому парчеву зробимо!
Поторгувались, продав за триста карбованців. От паничі пустили того сокола за перепелицею, а він як полетів та й полетів у ліс, там перекинувся парубком і знову прийшов до батька.
– Ну, тепер ми розжились трохи, – каже батько.
– Постійте, тату, ще буде. Як будемо іти через ярмарок, то я перекинусь конем, а ви мене продавайте. Дадуть вам за мене тисячу карбованців; тільки продавайте без недоуздка.
От доходять до містечка там, чи що, – аж ярмарок. Син перекинувся конем – такий кінь, як змій, і приступить страшно! Батько веде того коня за недоуздок, а він гарцює, копитами землю вибиває. Тут насходилось купців – торгують:
– Тисячу, – без недоуздка, то й беріть!
– Та навіщо нам цей недоуздок, ми йому срібну позолочену уздечку зробимо!
Дають п"ятсот.
А це підходить циган, сліпий на одне око:
– Що тобі, чоловіче, за коня?
– Тисячу, без недоуздка.
– Ге! Дорого, батю: візьми п"ятсот з недоуздком!
– Ні, не рука, – каже батько.
– Ну, шістсот... бери!
Як узяв той циган торгуватися, як узяв, – так чоловік і шага не спускає.
– Ну, бери, батю, тільки з недоуздком.
– Е ні, цигане: недоуздок мій!
– Чоловіче добрий, де ти бачив, щоб коня продавали без уздечки? І передать ніяк...
– Як хочеш, а недоуздок мій! – каже чоловік.
– Ну, батю, я тобі ще п"ять карбованців накину, – тільки з недоуздком.
Чоловік подумав: недоуздок яких там три гривні вартий, а циган дає п"ять карбованців! Взяв і оддав. Пішов чоловік, взявши гроші, а циган на коня та й поїхав. А то не циган – то Ох перекинувся циганом.
Той кінь несе та й несе Оха – вище дерева, нижче хмари. От спустились у ліс, приїхали до Оха; він того коня поставив на стайні, а сам пішов у хату.
– Не втік-таки від моїх рук, собачий син! – каже жінці.
От у обідню годину бере Ох того коня за повід, веде до водопою, до річки. Тільки що привів до річки, а той кінь нахилився пить та й перекинувся окунем та й поплив. Ох, не довго думавши, перекинувсь і собі щукою та давай ганятися за тим окунем. Так оце – що нажене, то окунь одстовбурчить пірця та хвостом повернеться, а щука й не візьме. От вона дожене та:
– Окунець, окунець, повернись до мене головою, побалакаєм з тобою!
– Коли ти, кумонько, хочеш балакати, каже окунець щуці, – то я й так чую!
Знову – що нажене щука окуня та:
– Окунець, окунець, повернись до мене головою, побалакаємо з тобою!
А окунець одстовбурчить пірця та й каже:
– Коли ти, кумонько, хочеш, – то я й так чую!
Довго ганялась щука за окунем – та ні, не дожене!
А це підпливає той окунь до берега – аж там царівна шмаття пере. Окунь перекинувся гранатовим перснем у золотій оправі, царівна побачила та й підняла той перстень з води.
Приносить додому, хвалиться:
– Який я, таточку, гарний перстень знайшла!
Батько любується, а царівна не знає, на який його й палець надіти: такий гарний!
Коли це через який там час доповіли цареві, що прийшов якийсь купець. (А то Ох купцем перекинувся.) Цар вийшов:
– Що тобі треба?
– Так і так: їхав я, – каже Ох, – кораблем по морю. Віз у свою землю своєму цареві перстень гранатовий та й упустив той перстень у воду... Чи ніхто з ваших не знайшов?
– Так, – каже цар, – моя дочка знайшла.
Покликали її. Ох як узявсь її просить, щоб оддала, бо йому, каже, і на світі не жить, як не привезе того персня! Так вона не оддає, та й годі!
Тут уже цар уступився:
– Оддай, – каже, – дочко, а то через нас буде нещастя чоловікові, – оддай!
А Ох так просить:
– Що хочете, те й беріть у мене, – тільки оддайте мені перстень!
– Ну, коли так, – каже царівна, – то щоб ні тобі, ні мені! – та й кинула той перстень на землю.
Той перстень і розсипався пшоном – так і порозкочувалось по всій хаті. А Ох, не довго думавши, перекинувся півнем та давай клювать те пшоно. Клював-клював, все поклював. А одна пшонина закотилася під ноги царівні, – він тієї пшонини і не з"їв. Як поклював, – та в вікно й вилетів геть та й полетів собі...
А з тієї пшонини та перекинувся парубок – і такий гарний, що царівна як побачила, так і закохалася одразу, та так же то щиро просить царя й царицю, щоб її оддали за його:
– Ні за ким, – каже, – я щаслива не буду, а за ним моє щастя!
Цар довго морщився: «Як-то за простого парубка оддати свою дочку?!» А далі порадилися – та взяли їх поблагословили та й одружили, та таке весілля справляли, що увесь мир скликали! І я там був, мед-вино пив; хоч в роті не було, а по бороді текло – тим вона в мене й побіліла!
