#3, навеянных книгой "Уроки любви", Руслана Киреева,
здесь - о жертвенной любви Елены Константиновны Цветковской к поэту-символисту Константину Дмитриевичу БальмОнту (1867-1942)
Я помню чудное мгновенье...
А. С. Пушкин
Любовь способна обернуться Кармой,
Где сердце растворяется в другом,
А души стали неразрывной парой -
Им тикает единый метроном.
Есть аура вокруг поэтов!
Тому примером Константин БальмОнт,
Поэт, для многих женщин бывший Светом.
"Как Солнце будем," - выражался он. 1*)
Женатый дважды, сделал шаг и третий -
Увлёкся юной преданной душой.
Елена растворилась в нём до смерти,
Отдав любимому смысл жизни свой. 2*)
Поэт обожествлял свою Елену
И не колеблясь, сразу в жёны взял. 3*)
Был сам пленён, её опутал пленом,
Но... не случился счастья идеал.
Во всём он в жизни выступает Солнцем:
От Неба, смотрит сверху, дарит Свет!
А для неё - единственным оконцем,
В котором мир всех радостей и бед. 4*)
Она ему - сердечная обитель,
Доступный Символ женской красоты,
Он демиург, творец и повелитель,
Но закрома души для чувств пустЫ. 5*)
Любовь ей стала добровольным рабством -
Ему она послушна, и во всём:
По кабакам ночь напролёт таскаться
И пить с ним, дочь оставив на "потом". 6*)
Как страж его душевного здоровья,
Она собой смягчала тот психоз -
Ребёнок взрослый "матери" любовью
Решал своей нормальности вопрос. 7*)
Жену он скоро превратил в старуху,
Её взяв девятнадцати годков,
Но... обожая по уму, по духу...
Да, символизм его, увы, таков! 8*)
Его кончина - воспаленье лёгких,
Итог блужданий пьяных по ночам,
И с ним всегда она там тенью робкой -
Как ангела-хранителя, её не отпускал. 9*)
Раба любви ушла за ним, что тенью -
Чуть больше месяца, и так же с ней.
Так проявилось у любви стремленье
И Там беречь его от всех скорбей.
Примечания (взяты из книги "Уроки любви", Руслан Киреев, Рекл,-комп. аг. газеты "Труд", Москва, 2000 г.) и БВЛ, "Русская поэзия начала ХХ века /дооктябрьский период/", стр. 9-12 и 90, КОНСТАНТИН БАЛЬМОНТ - вольное изложение автора):
1*) Свидетельствует его дочь: "Может не совсем удобно об этом говорить, но общеизвестно, что отец имел колоссальный успех у женщин. Его постоянно окружало большое количество поклонниц и почитательниц". И относились те к своему избраннику страстно и требовательно, на что он, человек горячий, реагировал бурно, подчас даже слишком бурно. У его предков фамилия некогда звучала как "Баламут" и лишь потом превратилась в офранцуженное БальмОнт (ударение на последнем слоге).
"Будем как Солнце" - самая знаменитая из его книг."Я живу слишком быстрой жизнью," - он сам о себе.
Мемуары одной из поклонниц:"Он был небольшого роста, с некрасивым, умным лицом, энергичным и оригинальным, "обожжённым" не европейским солнцем. Он был одним из умнейших людей...если умным человеком называть такого, который, во-первых, с полуслова понимает собеседника и, во-вторых, сам, в течение любого разговора, живёт, меняется, творит, меняет другого... речь его живая, острая, яркая, своеобразная, как и его мысль".
БальмОнт блистал в салонах, был полиглотом, переводил с десятков языков лучших поэтов мира, например, блистательно перевёл "Витязь в тигровой шкуре", писал учёные статьи об Оскаре Уайльде и Шота Руставели.
2*) Елена, дочь генерала, была на 13 лет младше БальмОнта. "Она изучала точные науки в Сорбонне, но знала его стихи наизусть, собирала его книги, всё, что он писал, и что писали о нём. Его книга "Будем как Солнце" в прекрасном переплёте всегда находилась возле неё," - так характеризовала её вторая жена БальмОнта Екатерина Андреева-БальмОнт, которую он оставил ради Елены. К девятнадцати годам Елены он был уже давно для неё кумиром.
3*) Их "чудное мгновенье" случилось в Париже, на поэтическом вечере БальмОнта в русской колонии. "После выступления БальмОнт пошёл в кафе и, выпив, пришёл, как всегда, в неистовое состояние. Елена была с ним в кафе, а оттуда сопровождала его в блужданиях по городу ночью. Когда все кафе закрылись, и негде было сидеть, она повела БальмОнта к себе в комнату, так как БальмОнт никогда не возвращался домой, когда был нетрезв. Елена ни минуты не колебалась произвести скандал в маленьком скромном пансионате, где она жила, приведя с собой ночью мужчину," - так, со слов самого БальмОнта, рассказывавшего ей взахлёб о своём новом увлечении, записала жена БальмОнта подробности того рокового для неё вечера в русской колонии. Хотя вначале отнеслась спокойно к очередному (из многих!) увлечению мужа.
4*) Елене к замужеству (не оформленному) было 19 лет. Молчаливая, сдержанная, с очень хорошими манерами, с оригинальным бледным лицом, она выглядела, как существо из сказки Эдгара По (представление самого БальмОнта в его восхищениях Еленой). Её наружность поражала своей необычностью даже в Париже. Максимилиан Волошин рассказывал, что, встречая их вместе с Еленой, художники на Монмарте постоянно спрашивали его, кто это и нельзя ли писать её.
Но Елена не замечала художников, став третьей женой БальмОнта. Вот что писала о ней в своих мемуарах вторая его жена, которую БальмОнт в своё время боготворил, долго её добивался и потом сохранял с ней (была общая дочь Нина) хорошие отношения: Елена "выказывала ему своё обожание при всех и при мне, ни с кем и ни с чем не считаясь. Никто, кроме БальмОнта, не существовал для неё. Она интересовалась только теми вопросами, теми людьми, которые ему были интересны. В дополнение к своим французскому и немецкому, она стала изучать все языки, которые знал он (английский (его любимый), испанский, польский, итальянский), и даже переводила с них под его руководством. Занятия математикой и астрономией в Сорбонне были заброшены".
Елена полностью растворилась в своём любимом. У неё было коленопреклонённое отношение к своему божеству, к своему Солнцу.
5*) Константин БальмОнт слыл среди самых строгих ценителей "поэт милостью божьей". Сам о себе писал (по справедливости, имел право!): "Я изысканность русской медлительной речи..."; "Предо мною другие поэты - предтечи". Самая сильная сторона БальмОнта - "певучая сила", ритмическое разнообразие. Говорят, что в русской поэзии нет размеров, которых бы не испробовал БальмОнт. Недаром о нём писали, что он - поэт-эхо, отражающий все звуки, которые к нему долетают, служитель "культа мимолётностей".
6*) "У неё не было больше счастья, как быть с ним, слушать его. Она следовала за ним всюду, как тень, исполняя все его желания, прихоти, все его "хочу", в каком бы состоянии он ни был. Сопровождала его в его блужданиях днём и ночью. Сидела с ним в кафе, пила с ним то, что он пил..." - так писала в мемуарах вторая жена БальмОнта. А Максимилиан Волошин вспоминал (3 ноября 1911 г., в Париже, ночью в пятом часу утра): "В прихожей раздаётся барабанный стук. Я вскакиваю с постели в одной рубашке, распахиваю дверь и вижу БальмОнта. А чуть позади - бессловесная женская фигура. Это была Елена. Они провели уже много часов в кабаке. Она была в лёгкой кофточке и вся дрожала и кашляла надрывным чахоточным кашлем. Почти старая. Худая до желтизны. С маленькой, выдавшейся вперёд челюстью. А сам он, несмотря на старший возраст, держался молодцом - румяный, возбуждённый, казался страшно здоровым". Сохранилась фотография того времени. На снимке БальмОнт в берете, с седой бородкой клинышком, в руке - папироска, крепкий, прямой, вальяжный, а рядом с ним - старуха с впалыми щеками, вполне годящаяся ему в матери (а она ведь младше его на 13 лет!). И это - та, кем ещё недавно восхищались монпарнасовские художники!
7*) БальмОнда преследовала склонность к суициду. Первая попытка падения из окна третьего этажа (после неприятностей с первой женой) чуть не закончилась фатально - он выздоровел от многочисленных травм лишь после года пребывания в постели. Потом были другие попытки "полётов" из окон и с балконов, в том числе и при Елене. Елена ходила за ним по кабакам Парижа, бросая маленькую четырёхлетнюю дочь Мирру потому, что отпускать его одного было уже нельзя. С 1932 года психическое заболевание стало серьёзным.
8*) Его индивидуалистический идеал декадентского искусства (символизма):
"Я ненавижу человечество
Я от него бегу, спеша,
Моё единое отечество -
Моя пустынная душа".
Он не замечал перемен Елены, живя рядом с нею, и с пафосом бросал вполне искренние восторженные слова: "Это Елена!"; "О Елена, Елена, Елена, как виденье, явись мне скорей!"
9*) Она услышала и после его смерти явилась уже Туда... Она была верной женой и отказать ему не смела ни в чём. Она шла за ним всюду, куда бы он ни звал её - в холод, в нищету, в неуют, в болезнь и во мрак небытия. Это была её Карма Любви.
Больше всего на свете он любил цветы и женщин. «Все цветы красивы», - сказал он в одном своем стихотворении. И все женщины казались ему привлекательными. Больше всего он ценил в женщинах женственность, желание нравиться, кокетство и любовь к поэзии. «Он не оставался равнодушным ни к одному чувству, которое к нему проявляли, будь то обожание подростка или интерес пожилой женщины. Он ухаживал за десятилетней девочкой, дружил со многими старушками...» Он постоянно был влюблен то в одну, то в другую, то в нескольких сразу. «Любил любовь», - как он сам говорил о себе.
Дочь Нина признавалась: «Может, не совсем удобно об этом говорить, но общеизвестно, что отец имел колоссальный успех у женщин. Его постоянно окружало большое количество поклонниц и почитательниц». Большое количество - это еще мягко сказано. Своим фантастическим обаянием он влюблял в себя всех женщин. Он не был красавцем, альфа-самцом, но был, и внутри и снаружи, рыцарем, посвятившим себя бескорыстному служению Женщине и Любви. И женщины это чувствовали. И потому стремились во что бы то ни стало обратить на себя его внимание. И это им легко удавалось... Он даже уставал от стольких Любовей: «Я устал от чувств, - признавался он. - Если бы все мои Любови волею Бога превратились в сестер моих, любящих друг друга... я, вероятно, вздохнул бы с безмерным облегчением».
«Душа моя уже не бывает захвачена в вихрь каждой женской юбки, - жалуется Бальмонт в письме к Волошину. - Раньше я не мог пройти мимо женщины. Мне казалось необходимым создать какие-нибудь отношения, чтобы что-нибудь между нами было: намек, поцелуй, прикосновение, трепет...».
Л. М. Гарелина
Одной из самых драматических страниц жизни Константина Бальмонта стала история его взаимоотношений с первой женой, Ларисой Гарелиной. О личности, судьбе этой незаурядной женщины подробно рассказано на страницах книги П. В. Куприяновского и Н. А. Молчановой «Поэт Константин Бальмонт: Биография. Творчество. Судьба». Лариса Михайловна Гарелина — дочь иваново-вознесенского фабриканта, воспитывалась в Москве во французском пансионе Демушелей. Наделённая артистическим дарованием, она в юности не без успеха участвовала в любительских спектаклях в Иванове и Шуе. Авторы книги предполагают, что знакомство Бальмонта с Гарелиной произошло осенью 1888 года во время спектакля в шуйском театре, куда её пригласила мать поэта, Вера Николаевна. Лариса сразила Бальмонта своей боттичеллевой красотой. «Любовь завладела всем моим существом!» — восклицает поэт в письме к Гарелиной от 3 января 1889 года. А уже 10 февраля этого же года, в Покровской церкви в Иваново-Вознесенске, произошло их венчание. Родители Константина Дмитриевича противились этому браку. «Ты погубишь себя», — писал отец сыну. Мать и жена, по свидетельству Бальмонта, ненавидели друг друга. Очень скоро обнаружилось, что тревожное предчувствие не обмануло родителей. Этот брак для обоих супругов обернулся мучительной жизнью, демоническим, по словам поэта, и даже дьявольским ликом. В начале 1890 года, от менингита, прожив четыре недели, умерла девочка — их первый ребёнок. Второй ребенок, сын Николай — страдал психическим заболеванием. Жизнь осложнялась подозрительным, ревнивым отношением жены к мужу, её пристрастием к алкоголю. Угнетала бедность. В жизненных интересах не было общности. В отчаянии Бальмонт решил покончить жизнь самоубийством. 13 марта 1890 года он выбрасывается из окна третьего этажа московской гостиницы. К счастью, поэт не погиб. Впоследствии Бальмонт мифологизирует трагические события, связанные с его женитьбой на Ларисе Гарелиной. Стихи, рассказы («Воздушный путь», «Крик в ночи», «Белая невеста») создадут своеобразный макротекст, в центре которого предстанет герой-грешник, на какое-то время попавший в дьявольские сети, но, в конце концов, сумевший вырваться из них:
Мне стыдно плоскости печальных приключений,
Вселенной жаждал я, а мой вампирный гений
Был просто женщиной, познавшей лишь одно,
Красивой женщиной, привыкшей пить вино.
Она так медленно раскидывала сети,
Мы веселились с ней, мы были с ней как дети,
Пронизан солнцем был ласкающий туман,
И я на шее вдруг почувствовал аркан.
И пьянство дикое, чумной порок России,
С непобедимостью властительной стихии,
Меня низринуло с лазурной высоты
В провалы низости, тоски, и нищеты.
(«Лесной пожар»)
Как это ни парадоксально, Бальмонт всю жизнь оставался благодарен своему вампирному гению за тот опыт любовного страдания.
Вскоре после выздоровления, которое было лишь частичным — хромота осталась у Бальмонта на всю жизнь, — он расстался с Ларисой Гарелиной. Позже, исследователи предостерегали от излишней «демонизации» образа первой жены. Лариса Михайловна Гарелина, вторым браком была за журналистом, историком литературы Николаем Александровичем Энгельгардтом и мирно прожила с супругом много лет. От этого брака родилась дочь Анна, которая впоследствии стала 2-ой женой Николая Гумилёва.
Сложные и глубокие чувства связали Константина Бальмонта и поэтессу Мирру Лохвицкую. Любовь-наваждение, чувство которое поэт испытывал к Ларисе Гарелиной сменилось «любвовью-мгновением, длящейся века»:
Хороша эта женщина в майском закате,
Шелковистые пряди волос в ветерке,
И горенье желанья в цветах, в аромате,
И далекая песня гребца на реке.
Хороша эта дикая вольная воля;
Протянулась рука, прикоснулась рука,
И сковала двоих — на мгновенье, не боле, —
Та минута любви, что продлится века.
(«Минута»)
Мирра (Мария Александровна) Лохвицкая и Константин Бальмонт познакомились, предположительно, в Крыму в 1895 году. К этому времени, Мария Александровна уже состояла в браке с Евгением Эрнестовичем Жибером, инженером-строителем. В семье супругов Жибер было пять сыновей, последний из которых появился на свет осенью 1904 года. Мария Александровна, по единодушному признанию современников, была верной женой и добродетельной матерью.
Сближение Мирры Лохвицкой и Константина Бальмонта было предопределено общностью творческих принципов и представлений двух поэтов; вскоре «вспыхнула и искра взаимного чувства», реализовавшегося в поэтической переписке:
Мирра Лохвицкая
Лионель, певец луны,
Любит призрачные сны,
Зыбь болотного огня,
Трепет листьев и — меня.
Кроют мысли торжество
Строки легкие его,
Нежат слух, и дышит в них
Запах лилий водяных.
Лионель, мой милый брат,
Любит меркнущий закат,
Ловит бледные следы
Пролетающей звезды.
Жадно пьет его душа
Тихий шорох камыш
Крики чаек, плеск волны,
Вздохи «вольной тишины»,
Лионель, любимец мой,
Днем бесстрастный и немой,
Оживает в мгле ночной
С лунным светом и — со мной.
И когда я запою,
Он забудет грусть свою,
И прижмет к устам свирель
Мой певец, мой Лионель.
(«Лионель», 1896 - 1898)
В августе 1905 года, в возрасте 35 лет Мирра Лохвицкая скончалась. Бальмонт, посвятивший ей лучший свой сборник «Будем как солнце» (1903), не выказал никакого участия к поэтессе на протяжении всей ее предсмертной болезни, и на похоронах не присутствовал, но судя по всему, он тяжело переживал смерть возлюбленной:
О, какая тоска, что в предсмертной тиши
Я не слышал дыханья певучей души,
Что я не был с тобой, что я не был с тобой,
Что одна ты ушла в океан голубой…
(«На смерть М. А. Лохвицкой»)
Свою дочь, родившуюся в декабре 1907 года, от гражданской супруги Елены Константиновны Цветковской, в память о Лохвицкой поэт назвал Миррой. Спустя двадцать лет после смерти Марии Александровны, Константин Дмитриевич признался: «Светлые следы моего чувства к ней (Мирре) и её чувства ко мне ярко отразились в моём творчестве и в её».
Екатерина Алексеевна Андреева-Бальмонт
Вторая жена поэта, Екатерина Алексеевна Андреева-Бальмонт — родственница известных московских издателей Сабашниковым, происходила из богатой купеческой семьи (Андреевым принадлежали лавки колониальных товаров) и отличалась редкой образованностью. Современники отмечали и внешнюю привлекательность этой высокой и стройной молодой женщины «с прекрасными чёрными глазами». С Екатериной Алексеевной Константина Бальмонта объединяла общность литературных интересов; супруги осуществили немало совместных переводов, в частности, Герхарда Гауптмана и Одда Нансена. В 1901 году в семье родилась дочь Ниника - Нина, которой он посвятил все свои фейены сказки.
Е. К. Цветковская
Третья и последняя его жена, Елена Цветковская (Бальмонт звал ее «моя Элэна»), на некоторое время сумела вернуть ему иллюзию прежних счастливых лет. Это была необычная женщина: «Для нее не было больше счастья, как быть с ним, слушать его. Она следовала за ним всюду как тень, исполняя его желания, прихоти, всего его «хочу», в каком бы состоянии он ни был. Сопровождала его в его блужданиях днем и ночью. Сидела с ним в кафе, пила с ним то, что он пил...» Андреева приводит печальную историю о том, как юная наследница ее супружеского ложа, простуженная, в одном платьице (выскочила за Бальмонтом из дому в чем была), «примерзла к скамейке на бульваре в Париже, где ему вздумалось сидеть очень долго ночью, и, вставая, содрала вместе с платьем кожу».
Ну что ж, особенному мужчине Бог посылает в жены особенную женщину. Любопытно, что тягу к «нестандартным» поступкам унаследовала и их дочь - Мирра. Тэффи вспоминала, как однажды в детстве Мирра разделась догола и залезла под стол - «и никакими уговорами нельзя было ее оттуда вытащить. Родители решили, что это, вероятно, какая-то болезнь, и позвали доктора. Доктор, внимательно посмотрев на Елену, спросил:
- Вы, очевидно, ее мать?
- Да.
Еще внимательнее на Бальмонта.
- А вы отец?
- М-м-мда.
Доктор развел руками.
- Ну так чего же вы от нее хотите?»
«Я не хочу, чтобы меня через триста лет читали. Я хочу, чтобы меня любили», - сказал Петрарка. Знаменитый поэт знал: не присутствие в словарях и школьных хрестоматиях дарит бессмертие. Что мертвому бессмертие? Человеку нужна любовь. Все стихи Бальмонта, как майские цветы, наполненные медом, благоухают любовью.
«Жизнь коротка, - писал в конце жизни Константин Дмитриевич, - и счастлив тот, кто с первого дня знал, что ему нужно и куда его влечет. Я не принадлежу к этим счастливцам... Моя душа не там, где гремит вечный Океан, а там, где еле слышно журчит лесной ручеек. Моя душа там, где серая, однообразная природа, где вьются снежинки, где плачут, тоскуют и радуются каждому солнечному лучу. Не в торжестве, не в гордости блаженства вижу я высшую красоту, а в бледных красках зимнего пейзажа, в тихой грусти о том, что не вернуть. Да и стыдно было бы торжествовать, в то время как целые страны умирают под склепом сумрачного неба, в то время как утро тебе приносит цветы, а другим - звуки холодного ветра».
Кто-то сказал, что поэзия - это «то, что остается в нас после того, когда забыты слова». Что остается нам после Бальмонта? Что-то очень светлое и приятное, как мимолетное воспоминание о чем-то далеком и счастливом. Некая необъяснимая радость, будто в темной душной комнате отдернули шторы и отворили окна, впустив в нее яркий солнечный свет и звонкое чириканье воробьев, купающихся в весенней луже. Необычайно красочно написал об этом Андрей Белый: «Бальмонт - последний русский великан чистой поэзии... Луч заходящего солнца, упав на гладкую поверхность зеркала, золотит его бездной блеска. И потом, уплывая за солнцем, гасит блеск. Когда погаснет источник блеска, как долго мы будем любоваться этими строчками, пронизанными светом. Беззакатные строчки напомнят нам закатившееся солнце, осени первоначальной короткую, золотую пору. Бальмонт - залетная комета. Она повисла в лазури над сумраком, точно рубиновое ожерелье. И потом сотнями красных слез пролилась над заснувшей землею. Бальмонт - заемная роскошь кометных багрянцев на изысканно-нежных пятнах пунцового мака. Сладкий аромат розовеющих шапочек клевера, вернувших нам память о детстве. Снопы солнечного золота растопили льды, и вот оборвался с вершины утеса звенящий ручей».
К. Д. Бальмонт рассказывал в автобиографии о том, что очень рано начал влюбляться: «Первая страстная мысль о женщине - в возрасте пяти лет, первая настоящая влюблённость - девяти лет, первая страсть - четырнадцати лет», - писал он. «Блуждая по несчётным городам, одним я услаждён всегда - любовью», - позже признавался поэт в одном из своих стихотворений. Валерий Брюсов, анализируя его творчество, писал: «Поэзия Бальмонта славит и славословит все обряды любви, всю её радугу. Бальмонт сам говорит, что, идя по путям любви, он может достигнуть „слишком многого - всего!“»
«Изящная, прохладная и благородная» Екатерина Алексеевна Андреева (1867-1950)
В 1889 году Константин Бальмонт женился на Ларисе Михайловне Гарелиной, дочери шуйского фабриканта, «красивой барышне боттичеллиевского типа». Мать, знакомству способствовавшая, резко воспротивилась женитьбе, но юноша был в своём решении непреклонен и решился на разрыв с семьёй. «Мне ещё не было двадцати двух лет, когда я… женился на красивой девушке, и мы уехали ранней весной, вернее, в конце зимы, на Кавказ, в Кабардинскую область, а оттуда по Военно-Грузинской дороге в благословенный Тифлис и Закавказье», - позже писал он. Но свадебная поездка не стала прологом к счастливой семейной жизни.
Исследователи часто пишут о Гарелиной как о неврастенической натуре, которая явила Бальмонту любовь «в демоническом лике, даже дьявольском», мучила ревностью; принято считать, что именно она пристрастила его к вину, на что указывает и исповедальное стихотворение поэта «Лесной пожар». Жена не сочувствовала ни литературным устремлениям, ни революционным настроениям супруга и была склонна к ссорам. Во многом именно мучительная связь с Гарелиной подтолкнула Бальмонта к попытке самоубийства утром 13 марта 1890 года. Вскоре после выздоровления, которое было лишь частичным - хромота осталась у него на всю жизнь, - Бальмонт расстался с Л. Гарелиной. Первый ребёнок, родившийся в этом браке, умер, второй - сын Николай - впоследствии страдал нервным расстройством. Позже исследователи предостерегали от излишней «демонизации» образа первой жены Бальмонта: разойдясь с последним, Лариса Михайловна вышла замуж за журналиста и историка литературы Н. А. Энгельгардта и мирно прожила с ним много лет. Её дочь от этого брака, Анна Николаевна Энгельгардт, стала второй женой Николая Гумилёва.
Вторая жена поэта, Екатерина Алексеевна Андреева-Бальмонт (1867-1952), родственница известных московских издателей Сабашниковых, происходила из богатой купеческой семьи (Андреевым принадлежали лавки колониальных товаров) и отличалась редкой образованностью. Современники отмечали и внешнюю привлекательность этой высокой и стройной молодой женщины «с прекрасными чёрными глазами». Долгое время она была безответно влюблена в А. И. Урусова. Бальмонт, как вспоминала Андреева, быстро увлёкся ею, но долго не встречал взаимности. Когда последняя возникла, выяснилось, что поэт женат: тогда родители запретили дочери встречаться с возлюбленным. Впрочем, Екатерина Алексеевна, просвещённая в «новейшем духе», на обряды смотрела как на формальность и вскоре переселилась к поэту. Бракоразводный процесс, дозволяя вступить во второй брак Гарелиной, мужу запрещал жениться навсегда, но, отыскав старый документ, где жених значился неженатым, влюбленные обвенчались 27 сентября 1896 года, а на следующий день выехали за границу, во Францию.
С Е. А. Андреевой Бальмонта объединяла общность литературных интересов; супруги осуществили немало совместных переводов, в частности Герхарта Гауптмана и Одда Нансена. Борис Зайцев в своих воспоминаниях о Бальмонте Екатерину Алексеевну называл «женщиной изящной, прохладной и благородной, высоко культурной и не без властности». Их квартира на четвёртом этаже дома в Толстовском была, как писал Зайцев, «делом рук Екатерины Алексеевны, как и образ жизни их тоже во многом ею направлялся». Бальмонт находился «…в верных, любящих и здоровых руках и дома вёл жизнь даже просто трудовую». В 1901 году у них родилась дочь Ниника - Нина Константиновна Бальмонт-Бруни (умерла в Москве в 1989 году), которой поэт посвятил сборник «Фейные сказки».
Тэффи о Мирре Бальмонт:
Как-то в детстве разделась она голая и залезла под стол, и никакими уговорами нельзя было её оттуда вытащить. Родители решили, что это, вероятно, какая-то болезнь, и позвали доктора. Доктор, внимательно посмотрев на Елену, спросил: «Вы, очевидно, её мать?» - «Да». - Ещё внимательнее на Бальмонта. «А вы отец?» - «М-м-м-да». - Доктор развёл руками. - «Ну так чего же вы от неё хотите?»
На снимке: Бальмонт с французскими друзьями и четой Шмелёвых. Крайняя справа - Е. К. Цветковская, крайняя слева - дочь Мирра
В начале 1900-х годов в Париже Бальмонт познакомился с Еленой Константиновной Цветковской (1880-1943), дочерью генерала К. Г. Цветковского, тогда - студенткой математического факультета Сорбонны и страстной поклонницей его поэзии. Последняя, «не сильная характером, …всем существом вовлеклась в водоворот безумств поэта», каждое слово которого «звучало для неё как глас Божий». Бальмонт, судя по некоторым его письмам, в частности - Брюсову, не был влюблён в Цветковскую, но вскоре начал испытывать в ней необходимость как в действительно верном, преданном друге. Постепенно «сферы влияния» разделились: Бальмонт то жил с семьёй, то уезжал с Еленой; например, в 1905 году они уехали на три месяца в Мексику. Семейная жизнь поэта окончательно запуталась после того, как в декабре 1907 года у Е. К. Цветковской родилась дочь, которую назвали Миррой - в память о Мирре Лохвицкой, поэтессе, с которой его связывали сложные и глубокие чувства. Появление ребёнка окончательно привязало Бальмонта к Елене Константиновне, но при этом и от Екатерины Алексеевны он уходить не хотел. Душевные терзания привели к срыву: в 1909 году Бальмонт совершил новую попытку самоубийства, снова выбросился из окна и снова уцелел. Вплоть до 1917 года Бальмонт жил в Санкт-Петербурге с Цветковской и Миррой, приезжая время от времени в Москву к Андреевой и дочери Нине.
Из России Бальмонт эмигрировал с третьей (гражданской) женой Е. К. Цветковской и дочерью Миррой. Впрочем, и с Андреевой он не прервал дружеских отношений; лишь в 1934 году, когда советским гражданам запретили переписываться с родными и близкими, проживающими за границей, эта связь прервалась. Новый супружеский дуэт Тэффи, вспоминая одну из встреч, описывала так: «Он вошёл, высоко подняв лоб, словно нёс златой венец славы. Шея его была дважды обвёрнута чёрным, каким-то лермонтовским галстуком, какого никто не носит. Рысьи глаза, длинные, рыжеватые волосы. За ним его верная тень, его Елена, существо маленькое, худенькое, темноликое, живущее только крепким чаем и любовью к поэту». По воспоминаниям Тэффи, супруги общались друг с другом в необычайно претенциозной манере. Елена Константиновна никогда не называла Бальмонта «мужем», она говорила: «поэт». Фраза «Муж просит пить» на их языке произносилась, как «Поэт желает утоляться влагой».
В отличие от Е. А. Андреевой, Елена Константиновна была «житейски беспомощна и никак не могла организовать быт». Она считала своим долгом всюду следовать за Бальмонтом: очевидцы вспоминали, как она, «бросив дома ребёнка, уходила за мужем куда-нибудь в кабак и не могла его оттуда вывести в течение суток». «При такой жизни не мудрено, что к сорока годам она выглядела уже старухой», - отмечала Тэффи.
Е. К. Цветковская оказалась не последней любовью поэта. В Париже он возобновил начавшееся в марте 1919 года знакомство с княгиней Дагмар Шаховской (1893-1967). «Oдна из близких мне дорогих, полушведка, полуполька, княгиня Дагмар Шаховская, урожденная баронесса Lilienfeld, обрусевшая, не однажды напевала мне эстонские песни», - так характеризовал свою возлюбленную Бальмонт в одном из писем. Шаховская родила Бальмонту двух детей - Жоржа (1922-194?) и Светлану (р. 1925). Поэт не смог бросить семью; встречаясь с Шаховской лишь изредка, он часто, почти ежедневно писал ей, раз за разом признаваясь в любви, рассказывая о впечатлениях и планах; сохранилось 858 его писем и открыток. Как бы то ни было, не Д. Шаховская, а Е. Цветковская провела с Бальмонтом последние, самые бедственные годы его жизни; она умерла в 1943 году, спустя год после кончины поэта. Мирра Константиновна Бальмонт (в замужестве - Бойченко, во втором браке - Аутина) писала стихи и печаталась в 1920-е годы под псевдонимом Аглая Гамаюн. Она умерла в Нуази-ле-Гран в 1970 году.
Бальмонт и Мирра Лохвицкая
В России до эмиграции у Бальмонта было два по-настоящему близких человека. Об одном из них, В. Я. Брюсове, поэт писал как о «единственно нужном» ему человеке в России «Когда мы с Бальмонтом после свадьбы уехали за границу, между поэтами завязалась переписка, и Бальмонт изо всех друзей скучал больше всего по Брюсову. Писал ему часто и ждал нетерпеливо его писем», - свидетельствовала Е. А. Андреева-Бальмонт. Приезд Бальмонта в Москву кончился размолвкой. Андреева давала в книге воспоминаний своё объяснение на этот счёт: «У меня есть основание думать, что Брюсов ревновал свою жену, Иоанну Матвеевну, к Бальмонту, который, пленившись ею, не подумал, как всегда, скрывать свои восторги ни от жены, ни от мужа… Но утверждать не могу». Однако, имелись основания предполагать, что камнем преткновения во взаимоотношениях двух поэтов явилась другая женщина, о которой вторая жена Бальмонта в своих воспоминаниях предпочла даже не упомянуть.
Мирра Лохвицкая
До сих пор принято считать её «неудачливой подражательницей» Бальмонта, но это далеко от истины. Известно, что даже знаменитое стихотворение Бальмонта «Хочу» -
Хочу быть дерзким, хочу быть смелым,
Из сочных гроздьев венки свивать,
Хочу упиться роскошным телом,
Хочу одежды с тебя сорвать
Хочу я зноя атласной груди,
Мы два желанья в одно сольём…
- было вторичным, являя собою запоздалый ответ на «Вакхическую песню» Мирры Лохвицкой.
Вторым близким другом Бальмонта стала в конце 1890-х годов Мирра Лохвицкая. Подробности их личных отношений документально невосстановимы: единственным сохранившимся источником могут служить собственные стихотворные признания двух поэтов, опубликованные в ходе явного или скрытого диалога, длившегося почти десятилетие. Бальмонт и Лохвицкая познакомились предположительно в 1895 году в Крыму. Лохвицкая, замужняя женщина с детьми и к тому времени более известная, чем Бальмонт, поэтесса, первой начала поэтический диалог, который постепенно развился в бурный «роман в стихах». Помимо прямых посвящений, исследователи обнаруживали впоследствии и множество стихотворений-«половинок», смысл которых прояснялся лишь при сопоставлении (Бальмонт: «…Солнце свершает скучный свой путь. Что-то мешает сердцу вздохнуть…» - Лохвицкая: «Зимнее солнце свершило серебряный путь. Счастлив - кто может на милой груди отдохнуть…» и так далее).
По прошествии трёх лет Лохвицкая стала сознательно завершать платонический роман, осознавая, что продолжения ему в реальности быть не может. С её стороны своего рода знаком разрыва явилось стихотворение «В саркофаге» (в духе «Аннабель-Ли»: «Мне снилось - мы с тобой дремали в саркофаге, / Внимая, как прибой о камни бьёт волну. / И наши имена горели в чудной саге / Двумя звездами, слитыми в одну»). Бальмонт написал несколько ответов на это стихотворение, в частности одно из самых известных, «Неразлучимые» («…Застывшие трупы, мы жили сознаньем проклятья, / Что вот и в могиле - в могиле! - мы в мерзостной позе объятья…»).
Как отмечала Т. Александрова, Лохвицкая «сделала выбор человека XIX века: выбор долга, совести, ответственности перед Богом»; Бальмонт сделал выбор XX века: «наиболее полное удовлетворение растущих потребностей». Его стихотворные обращения не прекращались, но откровенные признания в них теперь уступили место угрозам. У Лохвицкой ухудшилось состояние здоровья, возникли проблемы с сердцем, на новые стихи Бальмонта она продолжала откликаться с «болезненным постоянством». Этой прочной, но при этом и разрушительной связи, погрузившей обоих поэтов в глубокий личностный кризис, положила конец ранняя смерть Лохвицкой в 1905 году. Её с Бальмонтом литературный роман так и остался одним из самых загадочных явлений русской литературной жизни начала ХХ века. Поэт долгие годы продолжал восторгаться поэтическим дарованием своей рано умершей возлюбленной и говорил Анне Ахматовой, что до встречи с нею знал только двух поэтесс: Сафо и Мирру Лохвицкую.
Константин Бальмонт: Верьте мне, обманутые люди
Верьте мне, обманутые люди,
Я, как вы, ходил по всем путям.
Наша жизнь есть чудо в вечном Чуде,
Наша жизнь - и здесь, и вечно там.
Я знаком с безмерностью страданий,
Я узнал, где правда, где обман.
Яркий ужас наших испытаний
Нам не для насмешки плоской дан.
Верьте мне, неверящие братья,
Вы меня поймете через день.
Нашей вольной жизни нет проклятья,
Мы избрали сами светотень.
Мы избрали Зло как путь познанья,
И законом сделали борьбу.
Уходя в тяжелое изгнанье,
Мы живем, чтоб кончить жизнь в гробу.
Но когда с застывшими чертами,
Мертвые, торжественно мы спим,
Он, Незримый, дышит рядом с нами,
И, молясь, беседуем мы с Ним.
И душе таинственно понятно
В этот миг беседы роковой,
Что в пути, пройденном безвозвратно,
Рок ее был выбран ей самой.
Но, стремясь, греша, страдая, плача,
Дух наш вольный был всегда храним.
Жизнь была решенная задача,
Смерть пришла - как радость встречи с Ним.
сайт уже сообщал, что 15 марта в книжном магазине «Амиталь», на Ф.Энгельса, 52, в 14.00 будет проходить книги «Бальмонт», авторы которой - доктор филологических наук, профессор, специалист по поэзии Серебряного века Наталья Молчанова и ее покойный муж, доктор филологический наук, профессор, заслуженный деятель науки Павел Куприяновский. Книга, вышедшая в серии «ЖЗЛ» издательства «Молодая гвардия», - результат многолетнего труда супругов, собиравших сведения о Константине Бальмонте буквально по крупицам. Бальмонт был одним из самых известных русских поэтов-символистов, но он остается малоизученным творцом русской поэзии. Журналист сайт встретился с Натальей Молчановой и поговорил о многочисленных мифах, которыми обросло имя поэта.
Два литературоведа
Наталья Молчанова родилась в городе Энгельс Саратовской области. Но Воронеж она считает своей родиной: сюда она приехала шестимесячной девочкой и прожила 30 лет. Окончила филфак ВГУ, уже тогда, в 1972-1973 годы, занималась исследованием творческого наследия полузапрещенных русских символистов. Потом поступила в аспирантуру Ивановского госуниверситета, на кафедру теории литературы и русской литературы XX века, которой заведовал известный литературовед Павел Куприяновский.
— Я и подумать не могла, что это мой будущий муж, — вспоминает Наталья Александровна. — Я уехала в Иваново, надеясь на то, что Воронеж я покинула на три года, а получилось, что на 22.
Наталья Александровна и Павел Вячеславович решили пожениться. Иваново надолго стал ее второй родиной. Долгие годы супруги собирали материал о жизни и творчестве Константина Бальмонта. Задумали писать книгу и поделили материал: Павел Куприяновский собирал всю информацию о жизни поэта, перекопал два десятка архивов. Наталья Молчанова занималась литературоведческой частью — разбором 35 поэтических сборников поэта.
В итоге собранного материала хватило на три научных монографии. В 2002 году Павел Куприяновский умер. Он успел подержать в руках их первую книгу о Бальмонте, которая вышла в Иваново в 2001 году. После смерти мужа Наталья Александровна перебралась в Воронеж и продолжала выпускать книги о поэте, своим соавтором часто указывала мужа. В основу последней книги «Бальмонт», выпущенной в серии ЖЗЛ, положен сильно переработанный текст монографии «”Поэт с утренней душой”: Жизнь, творчество, судьба Константина Бальмонта», изданной в Москве в 2003 году.
Кроме того, Наталья Александровна выпустила три эмигрантских поэтических сборника поэта, которые в нашей стране не переиздавались: «Марево», «Мое-Ей. Россия», последнюю прижизненную книгу Бальмонта «Светослужение» (стихи 1936-1937 годов).
БАльмонт или БальмОнт?
— Наталья Александровна, имя Бальмонта обросло мифами и легендами. В книге, как я понимаю, Вы как раз хотели многие из них развеять?
— Действительно, о поэте было довольно много мифологизированных представлений. Кстати, мифы о себе поэты творили сами - такова была эпоха. К примеру, Бальмонт сам сочинил себе родословную. Вообще-то изначально его фамилия была Баламут. Эта история есть в воспоминаниях его второй жены, Екатерины Алексеевны Андреевой. Фамилия прадеда поэта была Баламут. А дед, когда записывался на военную службу, посчитал эту фамилию неблагозвучной и переделал ее на Бальмонт, с ударением на первом слоге. И вообще все шесть братьев Константина Дмитриевича носили фамилию Бальмонт. Ударение было на первый слог. Сейчас объявилось много его родственников, все они ставят ударение на первый слог. Но сам поэт из-за каприза его первой жены, Ларисы Гарелиной, переставил ударение на второй слог. И стал на французский лад БальмОнтом.
Правда, к старости в 1937 году он признался своему последнему издателю В.В. Обольянинову, что правильнее ставить ударение на первый слог. Однако в истории русской литературы поэт навсегда остался БальмОнтом, будучи зарифмованным с таким ударением в множестве стихотворных текстах современников. Можно сказать, что Бальмонт - это была его фамилия, а БальмОнт - литературный псевдоним.
— Он говорил о каких-то скандинавских корнях…
— Да, в книге «В раздвинутой дали» он искал корни своей фамилии в скандинавской мифологии. Он много чего придумывал не только по отцовской линии, но и по материнской. Его матерью была Вера Николаевна Лебедева, корни которой тянулись от ярославских помещиков. Но он и здесь сочинил себе родословную - якобы по материнской линии он происходит от татаро-монгольского князя Белый Лебедь Золотой Орды. И отсюда его страстность, необузданность, увлечение женщинами и прочее. Он даже напишет поэму - «Белый лебедь», посвященную своему легендарному предку.
— А какие еще мифы о поэте Вы хотели развеять в своей книге?
— Я хотела развеять другие мифы. Все помнят о том, как он в шляпе и пальто залез в озеро, чтобы увидеть блики луны, как загнал всех друзей под стол, чтобы читать стихи. Но редко вспоминают, что именно Бальмонт заложил основы языка новой поэзии. При этом из всех поэтов-символистов Бальмонту очень не повезло - он менее всего изученный и хуже всех изданный. Отсюда - искаженные, стереотипные представления о его лирике. В представлении литературоведов он остался как поэт необыкновенно музыкальный, яркий, но неглубокий. Долгое время господствовало мнение о том, что Бальмонт, который, по словам Брюсова, «десятилетие безраздельно царил в русской поэзии» (имеются в виду с 1895 по 1905 годы), потом начал деградировать, «кружиться» в одной и той же орбите. А умер он в 1942 году. Получается, он 38 лет перепевал самого себя? Это заблуждение, основанное на том, что книги поэта 1910-х годов и эмигрантские сборники у нас никогда не переиздавались. А ведь он опубликовал 35 книг стихов, 20 книг прозы и огромное количество переводов: переводил на русский Эдгара По, Шарля Бодлера, Кальдерона, Калидаса, Шелли. Но тогда, когда я начинала писать о Бальмонте, общедоступными были только его избранные стихи. Мне приходилось работать с прижизненными изданиями, в частности, с десятитомником издательства «Скорпион». Выяснилось, что Бальмонт очень существенно менялся, соприкоснулся даже с постсимволистскими явлениями в русской поэзии.
— А долго ли стихи поэта не переиздавались?
— В 1930-е годы по разрешению Сталина был издан перевод Бальмонта поэмы Ш. Руставели «Витязь в тигровой шкуре». Название поэт перевел как «Носящий барсову шкуру». Это была последняя книга Бальмонта, изданная в России. А вообще в нашей стране Бальмонт не переиздавался вплоть до 1969 года. Несколько поколений знало поэта как белого эмигранта, врага советской власти. В 1969 году вышло издание стихотворений поэта в Большой серии Библиотеки поэта под редакцией В.Н. Орлова. Потом в 1980е годы появилась книга «Избранное» со вступительной статьей Л. Озерова. Эти книги были редкостью, и с трудом добывались. А в 1990-е годы хлынул поток возвращенной литературы. Появилось огромное количество избранных стихов, ориентированных на широкий круг читателя, недавно выпущен даже семитомник Бальмонта, содержащий в себе много ошибок. И все же вопрос о сколько-нибудь научном издании поэта остается открытым.
Самый активный родственник поэта - бывший мэр Шуи
— Вы поддерживаете связь с родственниками поэта. Кто эти люди?
— Родственников у поэта много, больше 20-ти. Раньше связывать свою родословную с Бальмонтом было не престижно, а теперь - наоборот. Сейчас они объединились, нашли свою родню в разных городах России и за рубежом. И каждый год приезжают участвовать в культурных мероприятиях, приуроченных ко Дню рождения и других памятных дат, в Шуе.
От первой жены, Ларисы Михайловны Гарелиной у поэта был сын Николай, талантливый музыкант, который в 20 с лишним лет он умер от психической болезни. А когда этот брак был накануне распада, что даже привело поэта к попытке самоубийства, родилась девочка Аня, которую он записал на себя, поскольку она родилась в браке с Гарелиной. В это время у поэта уже начинался роман с Екатериной Андреевой. Покойная Нина Константиновна, дочь от второго брака, называла Аню «моя фальшивая сестра». Разойдясь с Бальмонтом, Лариса Гарелина вышла замуж за историка Николая Энгельгардта, и он ее узаконил, признал своей дочерью. Она стала второй женой Николая Гумилева. Ей он посвятил книгу «Огненный столп».
Вторая жена поэта - Екатерина Алексеевна - из всех жен была наиболее уравновешенной. У них была единственная дочь, Нина Константиновна, которая 16-ти лет вышла замуж за ставшего потом очень известным художником Льва Бруни. Нина Константиновна сделала много для увековечения памяти отца. Она собирала хранила все архивные материалы. У Нины Константиновны было пятеро детей, в живых остались трое. В Москве живет внук поэта, геофизик Василий Львович Бруни.
Третьей женщиной Бальмонта была Елена Цветковская, которой было суждено стать гражданской женой. Жениться на ней он уже не мог. Тем не менее, Цветковская была ему бесконечно предана, она уехала с ним в эмиграцию, была с ним до самой смерти. У них родилась дочь Мирра, которая дважды выходила замуж, по этой линии есть внучка и правнуки. Это французские родственники поэта. Сейчас шуяне пытаются вернуть прах поэта из Франции на родину, но я не разделяю их мечту. Ведь рядом с поэтом похоронена Елена Цветковская, там же тайно похоронен один из умерших детей Мирры.
Еще одной женщиной Бальмонта была Дагмар Шаховская, с которой у него был роман почти до самой смерти. Эта отчаянная женщина родила ему двоих детей, Жоржа и Светлану. Светлана Константиновна до сих пор жива, по мужу она мадам Шейлз. Она знала, что ее отец - русский поэт, бережно хранила его письма к матери, которые совсем недавно изданы американским ученым Робертом Бёрдом. У меня есть несколько писем Светланы Константиновны. В них - очень грустные воспоминания о ее отце. Ее брат Жорж - пропал без вести. Видимо, погиб во время Второй мировой войны.
Все это - прямые родственники. Но у него ведь было шесть братьев, и от братьев были дети. Наиболее активны два родственника. Первый - Михаил Юрьевич Бальмонт, который приходится правнучатым племянником брата Константина Дмитриевича, Александра. Он был мэром Шуи, сейчас это серьезный бизнесмен. Мы с ним поддерживаем самые добрые отношения. Он ведет очень активную работу. Благодаря его усилиям, а также энергичной деятельности московских родственников, в декабре, в Москве, в Спасо-Николовском переулке, в районе Арбата, на доме, где поэт жил последние годы жизни перед эмиграцией, поставили мемориальную доску.
Вторая родственница - внучатая племянница, Татьяна Владимировна Петрова-Бальмонт, по профессии химик, живущая в Москве. Она нашла много новых архивных материалов, в частности, переводов Бальмонта.
«Революционер я или нет»
В книге «Бальмонт» отдельная глава посвящена революционным взглядам поэта. Бальмонт приветствовал Февральскую революцию. В нем с юности жило чувство социальной справедливости, необходимости помощи социально обездоленным людям. В 1901 году он прочитает в Московском университете стихотворение «Маленький султан»:
То было в Турции, где совесть - вещь пустая.
Там царствует кулак, нагайка, ятаган,
Два-три нуля, четыре негодяя
И глупый маленький султан.
— После этого стихотворения последовала высылка с запрещением проживать в университетских городах, - рассказывает Наталья Молчанова. - Он уехал в Париж. В 1905 году поэт выпустил книгу «Песни мстителя», где были строчки, адресованные непосредственно Николаю Второму (которых он впоследствии стыдился): «Кто начал царствовать Ходынкой, тот кончит, встав на эшафот». Потом по понятным причинам поэт не включал эту книгу в библиографические указатели. Да, он был вольнолюбивым человеком. То есть он не без основания считал себя старым революционером, но Октябрьскую революцию не принял. Революция для него стала воплощением террора и насилия. А еще он был против деления людей по классам. В книге «Революционер я или нет» Бальмонт отрекается от своих политических стихов и приходит к выстраданному выводу, что «не революцией, а эволюцией жив мир».
Однажды его арестовали и спросили: «К какой политической партии вы принадлежите?». Он с гордостью ответил: «Поэт». В книге «Где мой дом?» он писал: «Когда мне говорят, что той России, которую я любил, больше нет, я не могу с этим согласиться. Россия всегда есть Россия, независимо от того, какое в ней правительство, какое историческое бедствие или заблуждение в ней взяло верх».
«Бальмонт любил всех женщин»
В 1920 году поэт уехал из страны. Планировал поехать туда на полгода - быть рядом с заболевшей чахоткой Еленой Цветковской. Бальмонт рассчитывал вернуться, потому что в России осталась вторая жена Екатерина Андреева, дочь Нина (Ниника). Однако временный отъезд из России обернулся для поэта долгими годами эмиграции. Екатерину и их дочь он больше не увидит.
— У поэта была своеобразная психология - он любил всех женщин, любил любовь, - рассказывает Наталья Молчанова . - Первая жена Лариса Гарелина была патологически ревнива к поэту, и во многом из-за этого они расстались. А Катю он любил до конца дней. Но когда в его жизнь вошла молодая, бесконечно преданная, готовая пожертвовать всем Елена Цветковская (забеременевшая от него), он решил, что раз он любит Катю и Елену и раз они обе любят его, и у обеих от него дочки, то они все могут жить вместе. Бальмонт писал Екатерине Алексеевне, как было бы славно им всем жить вместе, в любви и братско-сестринском согласии. Они пытались жить втроем, но ничего не получилось. Женщины такой вариант не приняли. Екатерина Алексеевна уступила свое место Елене Цветковской. После этого в своих воспоминаниях она писала, что никогда не встречала более искреннего человека, чем ее муж.
Ну, а когда он встретил Дагмар Шаховскую, в положении Кати оказалась уже Елена Цветковская. В его жизни было много женщин. Но всех их он называл сестрами. И разрывов с ними, драм в его жизни не было. Он легко переводил любовные отношения в дружеские. С Катей он переписывался, пока можно было. Ну а потом, в конце 30-х годов, этого сделать было уже нельзя.
Важно подчеркнуть, что наиболее сильные чувства к женщинам становились для Бальмонта импульсом к созданию прекрасных поэтических произведений.
—Бальмонт был известен своим эпатажным поведением, дебошами…
— Понимаете, поэты Серебряного века стерли границы между своей жизнью и искусством. В жизни они пытались играть роль своих лирических героев. Но ранний Бальмонт, 1890-х годов, был очень скромным человеком, и Ларисе не изменял. А в 1900-е годы, когда его накрыла слава, он изменился. Тут есть еще одно обстоятельство, о котором деликатно пишет Екатерина Алексеевна Андреева. О Бальмонте существует мнение как о буяне, распутнике, пьянице. Все дело в том, что он совершенно не выносил вина. Он был спокойным, скромным, уравновешенным человеком. Но даже маленькое количество алкоголя его приводило в неистовое состояние, и он об этом знал. Много лет спустя после расставания с мужем Е.А. Андреева написала в своих воспоминаниях:
«Откуда такое противоречие в суждениях о Бальмонте? - пишет она. - Я думаю, это происходило оттого, что в Бальмонте жило два человека. Один - настоящий, благородный, возвышенный, с детской нежной душой, доверчивый, правдивый. Другой - когда он выпьет вина, - полная его противоположность: грубый, способный на все самое безобразное. Бальмонт не выносил алкоголя ни в каком виде и ни в каком количестве. Это была его болезнь и его проклятие. Вино действовало на него как яд. Одна рюмка водки, например, могла изменить его до неузнаваемости».
— Правда, что он умер в жуткой нищете?
Правда. Ему собирали деньги на лечение. Собственно, откуда деньгам было взяться? Мало того, что он сам не мог и зарабатывать, ему доставляла беспокойство дочь Мирра, которую назвали так в честь поэтессы Мирры Лохвицкой. Почти весь эмигрантский архив Бальмонта пропал. Но кое-что из архива удалось найти и даже опубликовать усилиями Ричарда Дэвиса, Жоржа Шерона, К.М. Азадовского и др.
— Вы сказали, что в Москве в честь поэта установили мемориальную доску. А есть ли в России памятник поэту?
— В нашей стране памятника Бальмонту нет, но его собираются поставить в Шуе. Памятник ему в 2011 году поставили в Вильнюсе. И, кстати, сделали это очень удачно. Дело в том, что в его поэзии есть несколько сквозных символических образов. Один из них, малоизученный, - древо жизни Иггдрасиль, и памятник как раз выполнен в форме древа. Есть у Бальмонта очень хорошая книга «Ясень. Видение Древа», которая никогда не переиздавалась, что я и мечтаю сделать в ближайшие годы.
Беседовала Анастасия Сарма
