В тех боях погибла едва ли не большая часть кадрового состава гвардейских полков последнего набора, что оставило императора Николая II без лучших, наиболее преданных войск накануне Февральского кризиса 1917 года.
После того, как все четыре русские армии Юго-Западного фронта успешно преодолели оборонительную линию врага и развивали в глубину «Луцкий» прорыв, перед главнокомандующим А.А. Брусиловым встал вопрос о дальнейшем направлении прорыва. У него была альтернатива: наступать на Львов или на Брест-Литовск через Ковель. По размышлении, он решил, что 8-я армия генерала А.М. Каледина должна будет действовать совместно с войсками Западного фронта в общем направлении на Брест-Литовск, что подразумевало штурм Ковеля. И этот штурм не мог совершаться иначе как в лоб – через болотистую долину реки Стоход...
Ковель, являвшийся ключом ко всему Полесью, был заблаговременно укреплен противником. Помимо того, что город являлся мощным железнодорожным узлом, он прикрывал собою выход на Брест-Литовск, а следовательно, в тыл всему южному крылу германского фронта. В Ковеле сходились многие железные дороги, поэтому он был очень важен для обеих сторон, тем более что рельсовая сеть Восточного театра военных действий была весьма бедна.
Взятие русскими Ковеля, несомненно, еще более разобщило бы австрийцев и германцев в их усилиях по противодействию русскому наступлению. Севернее Ковеля располагается труднопроходимая болотистая местность. Именно эта полоса разделяла германские и австро-венгерские оборонительные рубежи на Восточном фронте на две неравные части.
Захват Ковеля предполагал не только взаимодействие двух русских фронтов в их наступлении в Польше, но и оперативный разрыв между немцами и австрийцами.
Противнику пришлось бы спешно свертывать непрестанно оголявшиеся фланги и тем самым, отступая в разные стороны, тщетно пытаясь сохранить единство оборонительного фронта, отдавать русским территорию, занятую в 1915 году. Одним только давлением и постоянной угрозой с флангов в прорыве на ковельском направлении русские войска вынуждали бы австро-германцев отступать без боя.
Противник тоже отлично понимал значение Ковеля. Поэтому уже в последних числах мая сюда стали перебрасываться германские части генералов Лютвица, Бернгарди, Марвица и др.: уже 1 июня здесь был полностью сосредоточен 10-й германский армейский корпус. Это был тот самый нижнесаксонский корпус генерала В. фон Лютвица (19-я ганноверская и 20-я брауншвейгская пехотные дивизии), что с весны 1915 года (Горлицкого прорыва) играл роль «пожарного» соединения на Восточном фронте.
Наиболее отборной здесь являлась 20-я брауншвейгская пехотная дивизия. Еще в начале войны, в ходе боев на Западном фронте, она была окружена французами в Вогезах. Французы предложили окруженным немцам сдаться, но те предпочли умереть, но не покориться. Яростной штыковой атакой брауншвейгцы пробились из окружения. За этот подвиг дивизия получила наименование «Стальной» (у нас по аналогии была «Железная» дивизия генерала А.И. Деникина) и право ношения на фуражках и касках черепа («Адамовой головы»).
Характерно, что немцы укрепляли своими дивизиями все направления, вкрапливая германские войска меж австрийцами. Подобная чересполосица, прежде всего, позволяла использовать многочисленную германскую технику, особенно тяжелые батареи, на всех опасных направлениях.
Главным же фактором являлось то, что в присутствии немцев австрийцы уже не бежали, а дрались.
В Ковель шли лишь одни немецкие подразделения, составившие маневренную группу генерала А. фон Линзингена. Австрийские же войска, перебрасывавшиеся из Италии и из тыловых частей, подкрепляли шатавшийся фронт в Карпатах и на львовском направлении.
В то время, когда для наступления был дорог каждый час, по решению командования, русские приступили к затяжной перегруппировке. Наше командование, пытаясь обезопасить себя от шпионской деятельности, приступило к практике выселения «ненадежного» населения с вновь завоеванной территории. Из Луцкого, Дубенского и Кременецкого уездов за неделю было выселено тринадцать тысяч немцев-колонистов и членов их семей.
Приостановка наступления 8-й армии Каледина с целью выравнивания по ней отставших армий позволила генералу А. фон Линзингену выиграть время и подтянуть немногочисленные резервы в ключевые точки складок местности. Немцы сразу же, в ходе боев, принялись за строительство из разрозненных тыловых позиций мощного укрепрайона. Благодаря фортификационному укреплению местности австро-германцы сумели остановить русских меньшими силами.
Также немцы стали сосредотачивать в ковельском районе авиацию, умело использовавшуюся ими в боях за переправы через болотистую долину реки Стоход. Современник писал: «Обеспокоенное стремительным продвижением русских войск, германское командование перебросило в район Ковеля из-под Вердена крупные силы истребительной авиации, и расклад сил в воздухе в этом районе боевых действий существенно изменился. Германской авиации удалось очень быстро благодаря подавляющему численному и техническому превосходству захватить полное господство в воздухе и практически пресечь деятельность русской разведывательной и корректировочной авиации и тем самым обеспечить полную свободу своим разведчикам и корректировщикам».
В боях за Ковель немцы наносили непрестанные бомбовые удары по расположению русских войск, а также по лесным массивам вблизи линии фронта, где могли находиться русские части. Кроме того, активные действия немецкой авиации не позволили русским вести разведку неприятельских оборонительных рубежей, на которые намечалась атака. Это обстоятельство, например, стало одной из причин провала июльского наступления войск Особой армии на Ковель, так как авиаразведка из-за противодействия самолетов врага не сумела вскрыть расположение германских тяжелых батарей.
Летом 1916 года на Восточный фронт, как говорит исследователь, была переброшена «основная часть военно-воздушных сил Германии».
В русской же Действующей армии 1 июля 1916 года числилось только две с половиной сотни исправных самолетов, а потери доходили до пятидесяти процентов от общего числа самолетов в месяц.
В период июльских боев на ковельском направлении германская авиация практически каждый день наносила бомбардировочные удары по главной базе снабжения штурмующих ковельский укрепленный район войск – Луцку. Лишь к середине августа усилиями специально созданной истребительной авиагруппы фронта в составе трех авиаотрядов русской стороне удалось вырвать воздушное господство на ковельском направлении из рук неприятеля. Но к этому времени наступательный порыв русских армий уже иссякал, а противник успел превратить Ковельский укрепрайон в неприступную крепость.
Германские резервы коренным образом укрепили обороноспособность австрийских войск, и неприятельский фронт стал приобретать устойчивость. С начала июня австро-германцы стали наносить по армиям Юго-Западного фронта контрудары на всех участках прорыва. Нехватка тяжелой артиллерии не позволила русским войскам сбить немцев с позиций перед Ковелем одним стремительным ударом. Приходилось подтягивать медленно прибывающие резервы.
По мнению некоторых современных исследователей, отказавшись наступать в львовском направлении, генерал Брусилов передавал инициативу немцам. В итоге вместо обхода флангов группировки Линзингена, который бы вынуждал немцев добровольно очистить Ковель, дабы не оказаться в окружении, было принято неверное и опасное решение о фронтальном давлении посредством открытого штурма на болотистую долину реки Стоход, которая представляла собой сильное естественное препятствие. Участник войны так говорил о данной местности: «Сама по себе река Стоход небольшая, длиной около 150–170 верст, но глубокая (за исключением отдельных участков). Она протекает по широкой болотистой местности, разветвляясь в рукава, число которых доходит до двенадцати, отчего эта река и называется Стоход. Эти рукава то сливались в 1–3 русла, то вновь расходясь, делали реку обманчивой, как по ее глубине, так и в проходимости. И, несмотря на свою, по первому взгляду, малозначимость, эта река в 1916 году сыграла для русских буквально роковую роль».
К 25 июня части 3-й и 8-й армий, сминая ожесточенно дравшегося противника, вышли к реке Стоход, раздробив фронт сопротивления врага на ряд разрозненно сопротивлявшихся участков. Некоторые части – 30-й армейский корпус (ген. А.М. Зайончковский) 8-й армии и 1-й Туркестанский корпус (ген. С.М. Шейдеман) 3-й армии – сумели с ходу форсировать реку и зацепиться на ее левом берегу.
Левый берег реки Стоход – высокий и защищенный естественными преградами. Правый берег, к которому вышли русские войска, напротив, низкий и пологий, насквозь простреливаемый артиллерией и пулеметами. Мосты противник успел сжечь, а свободных резервов для последнего отчаянного броска у генерала Брусилова не оказалось: сказался разброс сил по нескольким направлениям.
При этом немцы все-таки сумели контрударами выбить наши войска с занятых ими плацдармов на левом берегу Стохода: сказалась нехватка тяжелой артиллерии, могущей поддержать пехоту в сражении за плацдармы.
Таким образом, успешно начавшееся наступление захлебнулось на берегах Стохода. Все попытки наших войск вторично форсировать реку на широком фронте противник решительно пресекал. Не удалось и соединить маленькие плацдармы в один. Германские войска, защищавшие ковельское направление, дрались, безусловно, умело и мужественно.
Немцы снимали резервные батареи и даже часть передовых, с прочих, неатакованных, участков фронта, и бросали их к Ковелю. Если германских резервов на Востоке едва-едва хватало, чтобы удерживать фронт севернее Полесья, то в техническом отношении враг по-прежнему имел превосходство. А потому неприятель мог в некоторой степени маневрировать техникой, направляя последние ресурсы на наиболее опасные участки, в данном случае – под Ковель.
Для штурма вражеского укрепрайона под Ковелем была создана т.н. Гвардейская группа, командовать которой назначили командира Гвардейского корпуса (командовал с начала войны до конца августа 1915 г.) генерал-адъютанта В.М. Безобразова.
По отзывам современников, его любили в гвардейских частях, дав прозвище «Воевода».
В Гвардейскую группу вошли 1-й и 2-й Гвардейские пехотные корпуса, гвардейский кавалерийский корпус, а также приданные для усиления опытные 1-й и 30-й армейские корпуса, а также 5-й кавалерийский корпус из состава 8-й армии.
Гвардия, последний раз участвовавшая в боях осенью 1915 года, горела желанием проявить себя. За зиму 1915–1916 годов войска были пополнены, обучены и морально укреплены. Гвардеец – участник войны пишет:
«Несколько месяцев стоянки, в резерве, дали возможность гвардейским частям привести себя в блестящее состояние. Многочисленные раненые, закаленные в боях 1915 года, вернулись обратно в строй, и молодые, необстрелянные солдаты горели желанием не отстать от своих старших товарищей. Дух у всех был превосходный. Выучка и дисциплина не оставляли желать лучшего».
Однако тактическая выучка в гвардейских частях, особенно среди новобранцев, оставляла желать лучшего. Участник войны В. В. Вишневский, служивший добровольцем в лейб-гвардии Егерском полку, вспоминал, что в период пребывания гвардейцев в тылу они готовились почти так же, как перед войной в красносельских лагерях.
В частности, В.В. Вишневский пишет: «Громадный опыт позиционной войны, которая велась у нас с осени 1915 года, оставался малоизвестным или почти неизвестным для свежих пополнений… Нам преподали новые тактические приемы за день-два до наступления на Стоходе, да и то бегло. Только ротный получил книжку с инструкцией, на которой стоял штамп «Секретно». Пополнения не умели уверенно действовать под огнем: в атаках, при прорыве многорядных окопных полос, перевитых проволокой со всех сторон и т. д. Эти навыки как-то создавались на ходу, но их не умели передавать пополнениям. Зато мы утрамбовывали землю и идеально равнялись, не хуже, чем кадровики на юбилейных парадах в 1912 и 1913 годах».
Все дело заключалось в том, что гвардию, выведенную в резерв после потерь Великого отступления 1915 года, обучали по канонам мирного времени, с минимальным опытом фронта.
…6 июля Гвардейская группа генерала Безобразова была выдвинута между 3-й и 8-й армиями, сменив здесь 39-й армейский корпус ген. С.Ф. Стельницкого. Участок для ее атаки был выбран лично главнокомандующим фронта Брусиловым и затем подтвержден начальником Штаба Верховного главнокомандующего ген. М.В. Алексеевым. Иначе говоря, ген. В.М. Безобразов явился простым исполнителем, на чью долю выпало просто построить гвардейские дивизии для атаки. И, конечно, провести эти атаки, но опять-таки с тем количеством артиллерии, что была выделена для него вышестоящими штабами.
Увы, местность, по которой предстояло наступать гвардейским дивизиям, не могла помочь даже сосредоточению тяжелых батарей. Впоследствии высокопоставленные генералы словно бы напрочь забыли, что Безобразов до начала операции протестовал по поводу гибельного участка, избранного для наступления войск гвардии. Забыли они и о собственном участии в этом деле. Как говорит участник войны, все это «не помешало настоящему автору – генерал-адъютанту Алексееву – затеять расследование о причинах слабых достижений, замолчав свое авторство, и – в результате – сменить генерал-адъютанта Безобразова, включив гвардию в новую Особую армию генерала Гурко».
Июльское наступление по замыслу штаба Юго-Западного фронта должно было носить ярко выраженный атакующий характер по принципу удара очень большой массой на узком участке фронта. При этом в новой атаке на ковельском направлении должны были участвовать уже целых три армии – группа ген. В.М. Безобразова (четыре пехотных и два кавалерийских корпуса), 3-я армия ген. Л. В. Леша (четыре с половиной пехотных и один кавалерийский корпус), 8-я армия ген. А.М. Каледина (пять пехотных корпусов, одна кавалерийская дивизия). Ясно, что такая масса пехоты не могла толпиться на узком участке фронта, поэтому сам удар на Ковель в лоб, через болотистую долину Стохода, был поручен как раз новообразованной группе Безобразова. Прочие же армии (3-я и 8-я) должны были обеспечивать главный удар с флангов.
Все три русские армии, вместе взятые, в своих ударных частях имели около двухсот пятидесяти тысяч штыков и сабель против ста шестидесяти тысяч у неприятеля. Перевес сил малосущественный, если принимать в расчет артиллерийскую огневую мощь и саму местность, чрезвычайно способствовавшую обороне и малодоступную для наступления. Кроме того, как указывалось выше, русская авиация не сумела вскрыть расположения германских батарей, сосредоточенных под Ковелем.
Первоначально дата наступления была назначена на 10 июля, потом, вследствие испортившейся погоды, ее перенесли на 15-е число. Это, возможно, послужило также причиной последовавшего провала наступления. Так, саперный офицер, участвовавший в штурме Ковеля, вспоминал, что перед гвардейцами находились австрийцы. Поэтому подготовка исходных плацдармов велась не столь тщательно, и войска были уверены в успехе. Однако, когда русские пошли в атаку, их встретили уже отборные германцы. «Очевидно, тут наше командование что-то проворонило, - пишет очевидец. – Имей место наша атака на два дня раньше, первый удар нам стоил бы гораздо меньших потерь, и дальнейший ход операции мог бы быть совсем другим».
Бесчисленное количество рукавов разлившегося Стохода создали чрезвычайно заболоченную местность, поэтому по фронту гвардия могла наступать не более чем всего десятью ротами. Остальные войска шли колоннами в затылок друг за другом, чем очень облегчали дело для артиллерии врага.
В свою очередь, на этом направлении немцы имели три линии окопов, в каждой по восемь рядов проволочных заграждений.
По свидетельству участников войны, на строительстве укреплений в Ковельском районе немцы использовали русских военнопленных. Под огнем русской артиллерии пленные копали окопы, возводили проволочные заграждения, укрепляли пулеметные точки. При этом они были одеты в старую германскую военную форму, чтобы им не удалось бежать, а русские орудия сосредоточивали на них свой огонь.
Германцы умело расставили свои артиллерийские батареи, которые заранее пристрелялись по районам вероятной атаки русских войск. Русские батареи, преимущественно легкие, не могли вести контрбатарейной борьбы, так как немецкие орудия располагались вне зоны их действия. А тащить пушки за собой, как это было в период майских боев, по болотам было невозможно.
Также за время оперативной паузы германцы успели построить пулеметные точки в наиболее уязвимых для отражения неприятельской атаки местах.
Тем не менее, в боях 3–8 июля 6-й Сибирской стрелковой дивизией было взято в плен до трех тысяч солдат, сто тридцать четыре офицера, двадцать пять орудий и девять пулеметов.
15 июля гвардейцы перешли в наступление. После шестичасовой ожесточенной артиллерийской подготовки гвардейские полки атаковали противника. У местечек Трыстень и Ворончин был разгромлен усиленный 10-й корпус ген. В. фон Лютвица.
В боях 15 июля группа ген. В.М. Безобразова взяла в плен более двадцати тысяч человек и пятьдесят шесть орудий. За день на многих участках были взяты все три линии неприятельских окопов.
Противник откатывался к Ковелю, стараясь зацепиться за каждый мало-мальски подходящий рубеж. Этот успех был достигнут за счет усилий 2-го гвардейского и 30-го армейского корпусов, вклинившихся во вражескую оборону.
Однако из-за нерешительности и тактической неопытности самого командующего гвардией генерала В.Н. Безобразова достигнутый успех не был развит, хотя обстановка побуждала броситься вслед за отступающим неприятелем и ворваться в Ковель буквально на плечах отходящего врага.
При всем том противник, как оказалось, заранее пристрелял собственные окопы расположенными в тылах, за болотами, артиллерийскими батареями, что позволило германской артиллерии безнаказанно громить занятые русскими гвардейцами траншеи и вдобавок успешно создавать огневую завесу между первым эшелоном атаки и резервами.
Основная проблема заключалась в том, что позади 30-го армейского корпуса не оказалось резервов, так как все они были сосредоточены на другом фланге группы, где, собственно, и наносился главный удар. Между тем в тылу немцев находилась одна-единственная переправа через Стоход, и в случае развития успеха оборонявшихся германцев ожидало бы полное уничтожение, а река – была бы форсирована с ходу. Именно такое развитие событий и предполагалось первоначально вышестоящими штабами. Но усиление оборонительных линий германскими войсками вынудило наши войска потерять слишком много бойцов при прорыве, после чего развивать успех стало нечем. Напротив, можно было ожидать сильных контрударов со стороны противника.
В результате генерал Безобразов остановил вырвавшийся вперед 30-й армейский корпус ген. А.М. Зайончковского, равняя его по остальным частям, несколько приотставшим за своими авангардами. Но немцы успели перекинуть тяжелую артиллерию на направление ясно обозначившегося русского удара, и в боях 16–21 июля русские войска не смогли продвинуться ни на шаг, хотя гвардия атаковала в полный рост, густыми цепями. Участник этого сражения дает следующую характеристику русских атак: «После слабой артиллерийской подготовки гвардейские полки цепь за цепью, почти колоннами, двинулись вперед. Но о движении людей нормальными перебежками под огнем противника здесь приходилось только мечтать. Движение цепей шло очень медленно, ноги так засасывались болотом, что люди падали или вытягивали ноги из тины с помощью рук, дабы не оставить в болоте сапоги. Рукава реки оказались настолько глубокими, что офицеры и солдаты в них тонули. Не хватало санитаров для оказания помощи раненым и выноса их из боя, а здоровые расстреливались немцами, как куропатки… От полка осталось приблизительно около роты. Здесь впервые пришлось слышать, как рядовые солдаты посылали проклятия высшему начальству… В общем – умышленно или по неспособности – здесь для русской гвардии наше командование вырыло могилу, ибо то пополнение, которое укомплектовало вновь состав полков, было далеко не гвардией».
Солдаты атакующих войск, помимо воинского снаряжения, тащили на себе еще и вязанки хвороста для заваливания болотистых мест и доски для преодоления колючей проволоки...
В итоге ударная группа понесла громадные потери. Для их восполнения 17-го числа в состав группы генерала Безобразова был передан из 2-й армии Западного фронта 1-й Сибирский корпус генерала М.М. Плешкова.
Сражение на Ковельском направлении закончилось взятием солдатами и офицерами лейб-гвардии Кексгольмского полка местечка Трыстень, после чего наши войска уже ни на шаг не смогли продвинуться далее. Участник сражения впоследствии вспоминал: «С переходом через Стоход на участке 2-го гвардейского корпуса вся Ковельская операция была, в сущности, остановлена. К немцам подошли резервы, наши же резервы были истощены, и на линии Стохода началась прежняя позиционная борьба, с той лишь переменой, что неприятель утратил тет-де-пон (мостовое укрепление. – А.П.) на левом берегу Стохода, а мы его приобрели на правом. Прорыв на Ковель не удался. Все жертвы, принесенные гвардией, остались бесплодны».
Как отмечал один из штабных офицеров, «ни в одной из армий Брусилова вo время июльского наступления всего Юго-Западного фронта не повторились удачи майского - Луцкого - прорыва; весь фронт остался на прежней линии».
Главной потерей ковельского удара стала гибель собственно гвардейцев – опоры российского престола и лично монарха. Кадровый офицерский состав гвардейских частей был в основном уничтожен в сражениях 1914–1915 годов.
Так, если к лету 1914 года в гвардии служило около шестидесяти тысяч солдат и две с половиной тысячи офицеров, то к концу года гвардейцы потеряли свыше двадцати тысяч человек только убитыми и тяжелоранеными. К лету 1916 года гвардейские полки были вновь пополнены до ста десяти тысяч штыков и сабель. Теперь же были добиты все те дворяне, что всегда составляли опору императорского престола.
Потери гвардии в боях на Стоходе составили около пятидесяти тысяч солдат и офицеров (то есть – почти половина всего личного состава).
И недаром императрица Мария Федоровна 31-го июля отметила в своем дневнике: «Снова нет единства среди командиров – досадно. Самые большие и, как выясняется, бесполезные потери понесла Гвардия – стыд и срам!».
Надо сказать, что гвардейской кавалерии еще повезло. В ходе операции начальник Штаба Верховного М.В. Алексеев, получая сведения о неудачах наступления, несколько раз приказывал Безобразову спешить кавалерийские дивизии и бросить их в бой. То есть – не в прорыв, пробитый пехотой в неприятельской обороне, как то предполагалось до начала удара на Ковель, а именно – для штурма германских фортов. Вряд ли приходится сомневаться, что кавалеристов в этом случае ожидало бы… Отлично сознавая это, Безобразов неизменно отказывал генералу Алексееву в столь безнадежном требовании.
Главным виновником неудачи и тяжелых потерь был представлен исключительно генерал Безобразов. В личном письме императору от 13 августа великий князь Николай Михайлович упомянул: «От души скорблю о потерях гвардии и об отрицательных результатах ее геройских подвигов вследствие нераспорядительности и отсутствия руководства начальствующих лиц. Почти все офицеры в один голос обвиняют генерала Безобразова, который, вследствие невероятного упрямства и воображения, что он даровитый полководец, вот уже третий раз напрасно губит без результата тысячи дорогих тебе жизней»…
В связи со столь большими потерями в гвардейской пехоте (так, например, в 3-й гвардейской пехотной дивизии генерала В.В. Чернавина в строю осталось лишь двадцать шесть офицеров) в нее по жребию были отправлены по пять офицеров из кавалерийских гвардейских полков. А тот факт, что и в начале 1917 года гвардейские части продолжали стоять на Юго-Западном и Западном фронтах, имел следствием успех солдатского бунта в дни Февральской революции 1917 года в столице Российской империи – Петрограде.
|
|||||||||||||||||||||
|
|
|
||
Андрей Марыняк
С аксельбантом - пасть иль победить
Быт и традиции Императорской Российской Гвардии
(журнал "Родина")
Императорская Российская Гвардия к концу XIX века была крупнейшей из «гвардий» мира: три пехотных и две кавалерийские дивизии, Стрелковая и Отдельная кавалерийская бригады и соответствующие артиллерийские части составляли около 4 процентов Императорской армии.
Ее Офицерский корпус комплектовался по определенным правилам, представители многих дворянских родов служили в тех или иных полках из поколения в поколение. «На полк офицеры смотрели, как на свою вторую семью, когда они были женаты, а холостые, как на единственную. Среди офицеров были такие, которые насчитывали по 10, 15 и 20 представителей своего рода в прежнем составе»1.
Роялисты и печники
Главным условием для выхода из военного училища в гвардейский полк помимо вакансии и «гвардейского балла» было общее согласие офицеров полка на прием в свою среду нового товарища. Юнкер старшего курса сообщал о своем намерении младшему офицеру или адъютанту полка, который, в свою очередь, передавал его кандидатуру на рассмотрение общества офицеров, обычно возглавляемого старшим полковником. Если получивший согласие офицеров юнкер не добирал до гвардейского балла, он, как правило, брал армейскую вакансию и на год оказывался в гвардейском полку в качестве прикомандированного2. Так как вопрос о приеме в полк решался закрытой баллотировкой, юнкер, не принятый в один полк, мог попытать счастья в другом. Причины для отказа были самые разнообразные: от происхождения и долгов до выступления на сцене, пусть даже и в любительском театре. Отметим также, что существовали полки, в которые традиционно, в подавляющем большинстве, входили юнкера одного училища. Так, окончившими Пажеский корпус комплектовались Кавалергардский, лейб-гвардии Преображенский и лейб-гвардии 4-й Стрелковый Императорской Фамилии полки, юнкера Павловского военного училища составляли большинство офицерского состава лейб-гвардии Павловского полка.
Еще одним негласным ограничением для офицеров Гвардии была финансовая сторона. По свидетельству ряда современников, служба в кирасирских полках 1-й Гвардейской кавалерийской дивизии требовала от молодого офицера не менее 3000 рублей в год в дополнение к жалованью, а в лейб-гвардии Гусарском вдвое больше. Поэтому юнкеров при первом посещении полка или же молодых офицеров сразу по зачислении в списки, заранее просили соизмерять свои финансовые возможности с жизнью достойной гвардейского офицера.
«Во всех вопросах, служебных и частных, - вспоминал коренной офицер лейб-гвардии Егерского полка, Генерального штаба генерал-майор Б. В. Геруа, - достоинство полка стояло для каждого на первом месте. Сор из избы не выносился, командира - каков бы он ни был - поддерживали как представителя полка, свято блюли установившиеся полковые обычаи и «лезли из кожи вон», если требовалось показать, что лейб-егеря в той или иной области стоят на должной высоте»3.
Показательна беседа «тет-а-тет» старшего полковника лейб-гвардии Кирасирского Ее Величества полка Э. Н. фон-Шведера с только что вышедшими в полк офицерами: «Господа, - тихо проговорил он. - Кирасирский полк оказал вам великую честь, приняв вас офицерами в свою среду. Вчера вы надели офицерские погоны Кирасирского полка. Я - ваш старший полковник - требую от вас, чтобы - где бы вы ни находились,- вы ни на минуту не забывали, что у вас на плечах офицерские знаки нашего полка. Эти погоны обязывают вас... Да, эти погоны обязывают всякого, кто имеет честь их носить, к достойным поступкам, порядочности и приличию. Помните, что в глазах общества и света всякий ваш неблаговидный поступок или даже жест будет приписан не столько вашей личности, сколько всему полку, потому что полк, принявший в свою среду офицера, тем самым гарантирует его порядочность и воспитанность. Офицера, не умеющего ограждать свое достоинство и достоинство полка, офицера, не умеющего держать себя, полк не потерпит в своей среде»4.
Старший штаб-офицер или командир полка, если он был коренным офицером части, поздравляя молодых подпоручиков или корнетов со столь важным событием, как начало офицерской службы, одновременно предупреждал: «Есть люди, которые смотрят на полк, как на проходной двор. Прослужил три года, подыскал себе приятное место и ушел. Таких нам не нужно. Выходить к нам должны только те, которые решили служить в Полку всю жизнь, до полковничьего чина, а если случится война, то и умереть в его рядах. А не гастролеры. Нам нужны такие, для которых вне полка не только службы, но и жизни быть не может. Поняли Вы меня?» <...> Трудно было не понять, когда с нами говорил образец полкового патриотизма. 26 лет в полковой форме, от нижнего чина и до полковника»5.
Обнищание слоя, комплектовавшего офицерский состав Гвардии, стало сильно сказываться к началу ХХ века. Показателем этого явилась большая «текучка кадров» во многих полках. Офицеры уходили в Академию (обычно Генерального штаба) на гражданскую службу, в отставку или переводились в армию. Чтобы воспрепятствовать этому процессу, для некоторых лучших учеников военно-учебных заведений были заведены стипендии (от 600 до 750 рублей в год), а в лейб-гвардии Преображенском полку, например, за счет земель бывших императорских огородов6, появилась возможность не только снять с офицеров бремя «общественных» расходов, но и начать выплачивать наиболее нуждающимся субсидии из средств, получаемых от продажи этих земель. Одновременно и в полках началось течение за удешевление жизни гвардейских офицеров. Так, в лейб-гвардии Семеновском полку они поделились на «печников» и «роялистов» (сидевшие во время общих собраний, соответственно, у печки и у рояля). Если первые ратовали за скромный образ жизни, то вторые настаивали на необходимости поддержания «гвардейского шика». «Указать по каким признакам происходило это разделение совершенно невозможно. В «роялистах», наравне с состоятельными людьми, сидело немало относительных голоштанников и людей самого скромного происхождения, в то же время как в «печниках» состояло несколько домовладельцев и офицеров, вхожих в самые большие петербургские гостиные. Случалось, что из двух братьев один был «роялист», а другой «печник»7. Основные «дебаты» велись относительно трат, которые напрямую не касались жизни полка. Так, например, в полк пришло прошение пожертвовать деньги на памятник Александру II, который сельский сход решил поставить у себя в селе Успенском Ярославской губернии. Естественно, было решено от лица полка пожертвования не делать, желающим же заняться меценатством такое право предоставить.
Большим грузом ложилось на офицерский карман поддержание «достойной» гвардейца жизни. Согласно традиции офицеры должны были посещать только первоклассные рестораны, ездить только в вагонах 1-го класса, в городе же - на «приличных» извозчиках. Больших средств требовал пошив обмундирования (а в кавалерии вдобавок еще затраты на собственную лошадь и ее содержание), постоянные отчисления на офицерское собрание, многочисленные обеды, полковые праздники, приемы гостей, подарки уходящим из полка офицерам, театры (где полагалось занимать места не далее определенного ряда партера или отдельной ложи)…
С расширением же «сферы развлечений» в России, а особенно в столице, в начале ХХ века появилась необходимость официально регламентировать общественные места, где дозволялось бывать офицеру, а где его нахождение категорически воспрещалось.
«1. Всем гг. офицерам, находящимся в г. Петербурге, воспрещается безусловно посещать:
1) Частные клубы и собрания, где производится азартная игра.
Примечание. Гг. офицеры не имеют права вступать в число членов частных клубов и обществ без разрешения своего прямого начальства. В качестве гостей гг. офицерам разрешается безусловно посещать следующие клубы: 1) Императорский Яхт-Клуб; 2) Императорский речной Яхт-Клуб; 3) Английский Клуб; 4) Новый Клуб; 5) Дворянское Собрание; 6) Благородное Собрание; 7) Купеческое Собрание; 8) Железнодорожный Клуб; 9) Театральный Клуб; 10) Сельско-Хозяйственный Клуб.
2) «Варьете» - Фонтанка, 81 (зимний кафе-шантан).
3) «Кафе - де - Пари» - кофейная под Пассажем на Невском пр.
4) «Эден» - летний увеселительный сад, Глазовая ул., № 23.
5) «Яр» - ресторан на Большом пр. Петербургской стор.
6) Мелкие кинематографы.
7) Рестораны и гостиницы низших разрядов.
8) Все вообще трактиры, чайные, кухмистерские, кофейные, пивные, портерные, а также буфеты III класса на станциях железных дорог. Из приказа № 13 (1911 г.) по войскам Гвардии и Петербургского военного округа8.»
Членство в некоторых клубах (например, в Императорском Яхт-Клубе) считалось вопросом полкового престижа. Количество ресторанов, «приемлемых» для посещения офицерами (согласно традиции, а не кошельку), было довольно ограничено. Стандартную группу составляли «Кюба», «Донон», «Медведь» и «Контан», где, «заняв столик для завтрака, обеда или ужина, было обязательно потребовать флакон или «вино», то есть бутылку шампанского (это минимум), которая стоила 12 рублей (в собрании полка - 6 руб. - А. М.)9». И это при жаловании младшего офицера около 100 рублей вместе с квартирными.
Вращение в высшем свете, быстрое продвижение по службе, гвардейские привилегии отнюдь не снимали с офицеров ответственности за четкое несение службы и поддержание должного профессионального уровня. От гвардейцев требовали первенства в военной подготовке по сравнению с другими частями Императорской армии.
В результате постоянного контроля со стороны начальства и осознания самими полками необходимости быть «первыми» гвардейская пехота выбивала по стрельбе всегда «сверх отличного», не отставала и находящаяся под бдительным оком генерал-инспектора артиллерии вел. кн. Сергея Михайловича гвардейская артиллерия, как легкая, так и конная. За подготовкой же гвардейской кавалерии еще со времен своего генерал-инспекторства зорко следил главнокомандующий - вел. кн. Николай Николаевич. Конный спорт вообще получил в Императорской Российской армии в начале ХХ века широкое распространение. Офицеры-гвардейцы взяли немало призов на международных соревнованиях.
Самоварники
Свой отбор, но естественно по иным, нежели для офицеров, правилам, был и для нижних чинов Гвардии. Помимо известных физических данных (здоровье, рост) в полках давно сформировались излюбленные «типажи»: так, лейб-гвардии Павловский полк брал курносых, рыжие с бородами шли в лейб-гвардии Московский… Тем не менее, учитывая, что новобранцев отбирали почти в два десятка полков, на «разбивке» в Михайловском манеже часто случались споры полковых командиров, просящих главнокомандующего или командира корпуса назначить того или иного «рекрута» именно в их полк.
В отличие от офицерской, для нижних чинов служба в Гвардии была выгоднее армейской в материальном плане: рядовой гвардеец получал жалование вдвое против своего товарища-армейца, кормился очень хорошо (помимо более чем сытного общего рациона далеко не редкостью были добавления в солдатский котел за счет ротных и особенно эскадронных командиров), носил красивую форму. «К случаю будет сказать, что за все парады и смотры, а также учения и маневры в Высочайшем присутствии - все гвардейские солдаты-рядовые получали по 1 рублю, ефрейторы по 1 рублю 50 копеек, младшие унтер-офицеры по 3 рубля, старшие унтер-офицеры по 5 рублей, вахмистра на действительной службе по 10 рублей, а сверхсрочные - по 25 рублей от Его Величества». Музыканты всех гвардейских полков вообще могли считаться людьми вполне обеспеченными, так как могли играть на благотворительных базарах, в театрах. Причем выступление стоило от 300 до 500 рублей, немалый прибыток давали и вызовы на офицерские пирушки. В лейб-гвардии Конном полку, например, за каждый подобный вызов «хора трубачей» офицер платил 25 рублей, исполнение же любимых мелодий оплачивалось отдельно. При этом адъютант полка, в ведении которого находилась трубаческая команда, из своих личных средств платил штаб-трубачу жалованье в 60 рублей в месяц (то есть жалованье армейского подпоручика (корнета), правда, без добавок). Неофициальное жалованье от своих офицеров получали сверхсрочнослужащие и «специалисты»: старший полковой писарь - от полкового адъютанта, делопроизводитель по хозяйственной части - от полкового казначея, полковой оружейный мастер - от заведующего оружием…
Отправляясь в отпуск, гвардейцы были не прочь щегольнуть перед своими односельчанами преимуществами своего положения. Полный фурор производили приезды домой гвардейских кирасир, получивших в насмешку прозвище «самоварников» (по внешнему «сходству» блестящей кирасы с самоваром) или «похоронной кавалерии» (за частое участие, особенно 1-й бригады дивизии - Кавалергардов и Конногвардейцев - в похоронах отставных генералов). Один из офицеров вспоминал: «Их (кирасир. - А. М.) отпускали (в отпуск. - А. М.) в касках с гренадой, в колетах, шинелях, с палашами. Большинство брали тайно, за вознаграждение эскадронному каптенармусу, орла и покупали вензеля на погоны, которые надевали у себя дома. В откровенных разговорах они, захлебываясь, рассказывали, как им отдавали честь и даже становились во фронт не только нижние чины, но чуть ли не офицеры армейской пехоты, в уездных городах, видя их едущими на лучшем в городе извозчике, в каске с орлом и колете, с вензелями и палашом, принимая их за Великих Князей!!! В церкви они становились впереди, чтобы весь народ их видел. Любили щегольнуть...»10
Особый слой составляли сверхсрочнослужащие фельдфебеля и вахмистры, особенно старики, прослужившие в полках по нескольку десятилетий. «В каждом гвардейском полку, кроме неодушевленных реликвий - знамен, штандартов и георгиевских труб, напоминавших офицерам и солдатам славное боевое прошлое их полков, имелись также и живые реликвии - сверхсрочные подпрапорщики, по тридцать и более лет прослужившие в полку, бывшие свидетелями разных исторических событий и ревностно охранявшие старые полковые обычаи»11. Эти старики, многие из которых «отломали» со своими полками еще поход за Балканы, держались своей обособленной кастой, порою не подпуская даже более молодых «сверхсрочных», считая, что после турецкой войны «солдат ничему путному не учили». Составляя настоящую «полковую аристократию», они вполне могли себе позволить обижаться на старших офицеров, если те забывали лично засвидетельствовать свое почтение на их именинах и других семейных торжествах.
Будучи уважаемыми людьми, старики имели ряд почетных обязанностей, бывших исключительно их прерогативой. В лейб-гвардии Конно-Гренадерском полку, например, таких ветеранов, имевших за плечами более 25 лет сверхсрочной службы и награжденных георгиевскими крестами, многочисленными медалями и иностранными орденами, было шестеро. Офицер полка вспоминал: «Командир полка и все офицеры называли их по имени и отчеству и даже Государь, здороваясь на парадах с Масленниковым и Гейченко, называл их Кириллом Яковлевичем и Степаном Ивановичем. У каждого из этих стариков были традиционные обязанности, которые они исполняли в торжественных случаях. Синегубкин и Масленников в дни полковых праздников подносили Государю первый «пробную порцию», а второй - серебряную чарку с водкой, а Гейченко управлял полковыми песенниками, когда они пели перед Царем или другими высокими гостями.
К молодым офицерам старики относились со снисходительным пренебрежением, и хотя оказывали им положенное по уставу почтение, но абсолютно с ними не считались. А Масленников даже своего эскадронного командира, прослужившего 15 лет в полку ротмистра, считал мальчишкой, ибо ротмистр, отец которого в свое время также командовал 6-м эскадроном, родился, когда Кирилл Яковлевич уже носил два шеврона (серебряные углы на левом рукаве) за сверхсрочную службу»12.
За время службы в Гвардии сверхсрочнослужащие могли скопить довольно крупную сумму, которой вполне хватало, чтобы «вывести в люди» своих детей. Так у уже упомянутого «казначейского каптенармуса» Ивана Алексеевича Синегубкина старший сын и зять были офицерами одного из пехотных полков, а младший сын - инженером путей сообщения. Частенько «сверхсрочные» приобретали на выслуженные деньги недвижимость (например, дачи в окрестностях Петербурга, сдача которых на лето давала неплохой доход).
Пуговка-спасительница
Полки Гвардии свято блюли свои традиции и помнили свою историю.
Различные моменты жизни полка находили свое отражение не только на Георгиевских знаменах и штандартах, в витринах полковых музеев и в обстановке офицерского собрания, но и в элементах формы гвардейских частей, особенностях строя. Малопонятные для стороннего человека «мелочи» были значимы и дороги для однополчан.
Долгое время полки «Петровской бригады» - лейб-гвардии Преображенский и лейб-гвардии Семеновский были единственными, офицеры которых носили нагрудные знаки, на которых обозначались даты основания полков, 150-летнего юбилея Гвардии и 200-летнего юбилея основания полков. На «капитанских» знаках добавлялась также дата боя под Нарвой, а в 1-й роте лейб-гвардии Преображенского полка еще дата возведения на престол императрицы Елизаветы Петровны, в память решающей роли, которую сыграла в этом гренадерская рота полка, будущая лейб-Компания. Эти знаки были предметом гордости и служили «рекламе» полков. Так офицеры-семеновцы, убеждая юнкера-павлона в преимуществе выхода именно в их полк говорили: «Мы «Петровская бригада»... И нагрудный знак будете носить... Во всей русской армии есть только два полка, которые его имеют... Преображенцы и мы...»13.
В лейб-гвардии Измайловском полку было традиционное шитье мундира в виде заплетенной женской косы. По преданию, когда при основании полка в 1730 году к императрице Анне Иоановне обратились с вопросом, какое шитье даровать новому гвардейскому полку, то занимавшаяся утренним туалетом императрица указала на свою косу, и вопрос был решен. Очарование красивой легенды было столь велико, что никто долгое время не обращал внимания на то, что на мундир того времени было просто некуда поместить шитье, появившееся фактически лишь в 1800 году и перенятое, вероятно, от прусского гвардейского гренадерского батальона.
Лейб-гвардии Гренадерский полк в начале века вернул себе сначала шитье, а затем и на правое плечо аксельбанты, пожалованные полку в 1775 году для отличия от других гренадерских полков за проявленную полком во время русско-турецкой войны доблесть. В полковом марше были следующие строки:
А инако гренадеру невозможно быть,
Аксельбант нас призывает пасть иль победить.
Со словами этого марша в 1915 году повел в атаку свой 2-й батальон лейб-гренадер полковник Моравский, которого в полку все, и офицеры, и солдаты, звали «дядя Саша». Противником лейб-гренадер в этом бою был лучший полк германской гвардии - лейб-гвардии Гренадерский Императора Александра I полк. Батальон, подхватив марш, пошел на германские пулеметы, позиция была взята, смертельно раненый «дядя Саша» скончался на гребне германского окопа.
Резко выделялись на фоне остальной гвардейской пехоты полки лейб-гвардии Павловский и лейб-гвардии 4-й Стрелковый Императорской Фамилии. Первым за отличие в сражении при Прейсиш-Эйлау, когда из строя выбыло 500 человек, сохранили гренадерские шапки. В то время как в остальной армии вводились кивера, 13 ноября 1808 года, Высочайшим приказом императора Александра I на «гренадерках» были вырезаны имена владельцев. Таким образом, лейб-гвардии Павловский полк, вплоть до революции 1917 года оставался единственным полком, имевшим головной убор начала XIX века, а в полку хранились 532 «именные» гренадерки, о которых А. С. Пушкин сказал: «Сиянье шапок этих медных, насквозь простреленных в бою...». В память о подвигах полка в Наполеоновских войнах, Павловцы на парадах проходили держа винтовки «на руку», как бы идя в атаку, в то время как все другие полки по уставу несли ружья «на плечо».
Лейб-гвардии 4-й Стрелковый Императорской Фамилии полк, сформированный в 1854 году из удельных крестьян, в 1856-м получил права Молодой Гвардии. Изначально он получил отличную от других частей форму, долженствующую напоминать русский национальный костюм: кафтан, застегивающийся наискось, и шапку (что-то среднее между польской конфедераткой и ямщицкой шапкой) с ополченским крестом. Эту форму, с небольшими изменениями, полк сохранил вплоть до 1917 года (естественно, уже только как парадную), причем на полукафтане образца 1906 года отсутствовал воротник, зато появилась малиновая (цвет стрелковых частей Императорской Армии) косоворотка.
Гвардейская кавалерия не отставала от своей пехоты. Получение лейб-гвардии Конным полком звезды ордена Св. Апостола Андрея Первозванного на элементы обмундирования и снаряжения, впоследствии ставшей эмблемой всей русской Гвардии, прочно связывали в полку с трагическими событиями 11 марта 1801 года: караул Конногвардейцев, по настоянию Палена, был снят императором Павлом, поплатившимся за это жизнью. Конная Гвардия была единственным полком, офицеры которого не участвовали в заговоре, и, по настоянию императрицы Марии Феодоровны, получили звезды с девизом ордена: «За Веру и Верность».
У офицеров лейб-гвардии Кирасирского Его Величества полка на воротнике колетов была сохранена отмененная в других кирасирских полках пуговица. Она «на колете Л.Гв. Подольского Кирасирского полка... спасла жизнь Великому Князю Константину Павловичу - Наместнику в Царстве Польском и Шефу полка: пуля поляка, стрелявшего в Великого Князя, изменила направление, ударившись о пуговицу на воротнике колета»14. Впоследствии лейб-гвардии Кирасирский Его Величества полк принял в свои ряды Подольских кирасир, а вместе с ними желтое прикладное сукно и пуговицу на воротник колета.
Офицеры лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка носили ташки с недошитым узором. По преданию, ташку вышивала императрица Екатерина II и, не успев закончить работу, скончалась. С тех пор, в память об императрице, при которой полк был сформирован, офицеры полка и носили «незаконченную» ташку.
Как и все другие полки Императорской Российской армии, части Гвардии также имели свои праздники: полковые, ротные, эскадронные и батарейные. В Петербурге и его окрестностях полковые праздники всегда справлялись с большой помпой, что вполне естественно: на них всегда присутствовали члены Императорской Фамилии, многие из которых были Шефами, служили или числились в списках гвардейских частей, сам император всегда старался присутствовать на полковых праздниках своей Гвардии. После 1905 года участились посещения государем офицерских собраний «запросто», без особых официальных поводов и даже без охраны. Прекрасно зная обычаи и традиции своей Гвардии, Николай II часто засиживался с офицерами до утра, обсуждая за стаканом вина разные эпизоды военной службы.
Для поддержания связи полка со своими офицерами, пусть даже и покинувшими полк, регулярно устраивались «товарищеские обеды». Обычно они проводились раз в месяц, в более же богатых полках - еженедельно (в лейб-гвардии Конном полку они даже носили специальное название «четверговых» обедов). Отсутствовать на этих полковых встречах офицеры могли только по болезни и с разрешения старшего полковника, который в каждом полку являлся законодателем и блюстителем внутренней полковой жизни и чей авторитет стоял едва ли не выше командира полка. Старшие полковники являлись необходимой прослойкой между офицерским составом полка и его командиром, который часто назначался из офицеров другого полка, порой «конкурирующего». Например, при вековом соперничестве Кавалергардов и Конной Гвардии случалось так, что Кавалергардским полком командовал конногвардеец и наоборот. На старшего полковника ложилась обязанность регламентации внутренней жизни полка и разрешения всевозможных конфликтов. Введение же молодежи в полковую жизнь вменялось в обязанность старшему подпоручику (корнету), который должен был наблюдать за поведением свежепроизведенных офицеров как в полку, так и вне его, предостерегать и наставлять их на путь истинный. На общих обедах и завтраках он всегда садился на левом, «молодежном» фланге стола и зорко наблюдал за тем, чтобы его «подведомственные» соблюдали должные приличия и не переходили границ дозволенного.
Выходя в гвардейский полк, офицер обычно заказывал свой серебряный прибор, единого в полку образца, «т.е. ножи, вилки, ложки с выгравированными его именем, отчеством и фамилией и годом выпуска, за что он вносил 100 рублей. Такие приборы имели Государи-Шефы полка и Великие Князья, числившиеся в списках полка, зачислявшиеся в списки полка по уходе с должности командира полка. Прибор каждого был в отдельном футляре. Высочайшим особам подавали всегда их приборы, а всем остальным серебро смешивали нарочно, подавая и серебро старых, бывших офицеров, чтобы напоминать о них. Если офицер уходил без подарка и без членского жетона15, то ему возвращали его серебро, и он уже никогда не смел переступить порог собрания. Если офицер, уходя из полка, допускал, чтобы его долги, порочащие честь мундира полка, были выплачены офицерами вскладчину, - то ему возвращали серебро. Серебро подавалось только в торжественных случаях, а ежедневно - нет»16.
Благодаря крепким внутренним устоям, историческим традициям и строгому отбору офицерских кадров полки Гвардии были действительной элитой Императорской Российской армии и доказали это в ходе Первой мировой войны. С крушением Российской империи отошла в прошлое и Российская Императорская Гвардия офицеры и солдаты которой еще несколько лет боролись за Россию под национальным бело-сине-красным флагом Белого движения и, не сложив оружия, ушли в ноябре 1920 года из Крыма под командованием коренного офицера лейб-гвардии Конного полка барона П. Н. Врангеля. Уже находясь в эмиграции, в разных странах, офицеры гвардейских частей создавали полковые объединения и общества и делали все, чтобы сохранить для потомков память о славных делах русской гвардии, верой и правдой служившей Царю и Отечеству.
Примечания
1. История лейб-гвардии Конного полка. Т. 3. Париж. 1964. С. 78.
2. Исключение в этом плане представляла гвардейская артиллерия. Если выходящие в пехотные и кавалейрийские части юнкера сразу по выходе в полк надевали мундир полка, то «все выходящие в части Гвардейской Артиллерии пажи и юнкера зачислялись по Полевой Артиллерии, т. е. одевали мундир полевой артиллерии и только через год по удостоении своего строевого начальства переводились в части Гвардейской Артиллерии, когда и одевали мундир Гвардейской Артиллерии» (Лейб-гвардии 2-я Артиллерийская бригада. Сост. Ген.-м А. Ф. фон Аккерман. Белград. Б. г. С. 53.).
3. Геруа Б. В. Воспоминания о моей жизни. Т. 1. Париж. 1969. С. 61.
4. Трубецкой В., кн. Записки кирасира//Наше наследие. 1991. № IV. С. 105.
5. Макаров Ю. Моя служба в Старой Гвардии. 1905-1917. Мирное время и война. С. 41-42. Так приветствовал в 1905 г. молодых подпоручиков Макарова и Эссена командующий лейб-гвардии Семеновским полком полковник Г. А. Мин, 18-летним юношей убежавший на русско-турецкую войну 1877-1878 гг., получивший чин прапорщика уже в полку во время войны.
6. Николай II в конце 1905 г. передал в собственность полка громадный участок земли бывших императорских огородов около казарм полка на Кирочной улице, в центре С.-Петербурга. Постепенной продажей земли под застройку полк составил себе большой капитал (по мнению военного министра ген. А. Ф. Редигера: «вероятно в несколько миллионов рублей»).
7. Макаров Ю. Указ. соч. С. 209.
8. Цит. по: Разведчик. 1911 г. № 1067.
9. Кирасиры Его Величества. 1902-1914. Последние годы мирного времени. Б. м. Б. г. С. 35.
10. Указ. соч. С. 72-73.
11. Воронович Н. Всевидящее око. Из быта русской армии. Нью-Йорк. 1951. С. 20.
12. Там же.
13. Павлоны - устоявшееся в военной среде именование юнкеров Павловского военного училища, кстати, не распространявшееся на чинов лейб-гвардии Павловского полка; Макаров Ю. Указ. соч. С. 35.
14. Кирасиры… С. 40.
15. Офицер, покидавший полк по решению общества офицеров, т. е. позволивший себе какой-либо неблаговидный поступок, который мог бросить тень на честь полка, лишался полкового жетона, свидетельствующего о сохранении его членства в полковом офицерском собрании и не удостаивался прощального подарка от сослуживцев.
16. Кирасиры… С. 34.
Рубрики: былая Россия
Теги: гвардия
Широкорад А.Б. Русско-японские войны 1904-1945 гг. Мн., 2003.
"Быт и нравы русской гвардии конца XIX века хорошо описаны очевидцами. Например, по словам биографа Николая II историка Грюнвальда, служившего в своё время в этой гвардии, разница между Преображенским полком и другими прославленными полками заключалась в том, что "преображенцы" были меньше известны своими попойками, а больше увлекались лошадьми и женщинами, слыли отменными знатоками уставной службы, отличались безукоризненной выправкой на парадах". (с)
еще фото (88.7 Kb)
Лейб-Гвардии Гусарского полка Его Величества офицеры: полковник Гротен и Воронцов.
"А вот как описывал времяпровождение своих однополчан В.П. Обнинский: "Пили зачастую целыми днями, допивались к вечеру до галлюцинаций... Так, нередко великому князю и разделявшим с ним компанию гусарам начинало казаться, что они уже не люди, а волки. Все раздевались тогда донага и убегали на улицу... Там садились они на задние ноги (передние заменялись руками), поднимали к небу свои пьяные головы и начинали громко выть. Старик буфетчик знал уже, что нужно делать. Он выносил на крыльцо большую лохань, наливал её водкой или шампанским, и стая устремлялась на четвереньках к тазу, лакала языком вино, визжала и кусалась". (с)
еще фото (67.6 Kb)
Лейб-Гвардии Гусарского полка Его Величества офицеры: Соллогуб, Воронцов, Гротен. В центре сидит А.Вырубова. (Царкое Село, дом командира полка на Волконской улице).
Игнатьев А.А. Пятьдесят лет в строю. М., 1941.
"Умение выпить десяток стопок шампанского в офицерской артели было обязательным для кавалергарда. Таков был и негласный экзамен для молодых - надо было пить стопки залпом до дна и оставаться в полном порядке.
Для многих это было истинным мучением. Особенно тяжело приходилось некоторым молодым в первые месяцы службы, когда старшие постепенно переходили с ними на "ты": в каждом таком случае требовалось пить на брудершафт. Некоторые из старших, люди более добродушные, сразу пили с молодыми на "ты", а другие выдерживали срок, и в этом случае продолжительность срока служила критерием того, насколько молодой корнет внушает к себе симпатию. На одном празднике меня подозвал к себе старейший из бывших командиров полка генерал-адъютант граф Мусин-Пушкин и предложил выпить с ним на брудершафт. Однако после традиционного троекратного поцелуя он внушительно мне сказал:
- Теперь я могу говорить тебе "ты", но ты все-таки продолжай мне говорить "ваше сиятельство".
Все праздники походили один на другой: после богатейшей закуски с водкой всех сортов и изысканного обеда или ужина стол ставился поперек зала и покрывался серебряными жбанами с шампанским и вазами с фруктами и сластями.
Сначала в зал входил хор трубачей, славившийся на всю столицу прекрасным исполнением даже серьезной музыки.
Русские военные капельмейстеры в русской гвардии были редкостью, и в нашем полку эту должность уже многие годы занимал "герр Гюбнер", носивший форму военного чиновника, но, конечно, не приглашавшийся к "барскому столу".
Веселье не клеилось. Тогда вызывали полковых песенников и начиналось собственно "гуляние". Если песенники затягивают песню "Я вечор, моя милая, я в гостях был у тебя", то все офицеры нашего эскадрона встают, так как это эскадронная песня, и выпивают стопку шампанского. "Ты слышишь, товарищ, тревогу трубят", - заводят песенники, и тот же ритуал проделывают офицеры 3-го эскадрона, и так дальше.
В интервалах между песнями поют бесконечные "чарочки" - всем по старшинству, начиная с командира полка, причем каждый должен выйти на середину зала, вытянуться, как по команде "Смирно!", с низким поклоном взять с подноса стакан шампанского, затем обернуться к песенникам и, сказав: "Ваше здоровье, братцы", осушить стакан до дна. В эту минуту солдаты его подхватывают и поднимают на руках, он должен держаться прямо и выпить наверху еще один стакан пива. Иногда поднимают по нескольку офицеров сразу, и тогда начинаются длинные речи, прославляющие заслуги того или другого эскадрона, того или другого офицера. А песенники должны держать "господ" на руках до команды "На ноги!".
Бывало весной, уже светает - несколько офицеров сидят в бильярдной, куда доносятся звуки все той же "чарочки", остальные продолжают пить в столовой. Однообразие, скука гнетут, многим хочется идти спать, но до ухода командира полка никто не имеет права покинуть офицерской артели. Так на всех праздниках - полковом, каждого из четырех эскадронов, нестроевой команды, на каждом мальчишнике, на каждом приеме офицеров других полков - круглый год и каждый год, а для некоторых, быть может, и всю жизнь...
Никто не задумывался над тем, что эти "гуляния" шли вразрез с воинским уставом, каравшим нижних чинов за пьянство, и с военным законом, строже каравшим за преступление, совершенное в пьяном виде. Сломать эту традицию никто не смел или же не хотел. К тому же общие попойки были едва ли не главным связующим звеном в офицерской среде, а некоторые из полковых офицеров даже с солдатами знакомились благодаря вызову песенников и с удивлением замечали среди них то новых унтер-офицеров, то неоперившихся новобранцев". (с)
еще фото (66 Kb)
Парадная и полевая офицерская форма Лейб-Гвардии Кавалергардского полка во время Первой мировой войны.
Ульянов И.Э. Регулярная пехота 1855 - 1918 / История Российских войск. М., 1998.
"Ротные командиры могли меняться, младшие офицеры - тем более, а фельдфебель оставался на своём сторожевом посту бессменно до глубокой старости, пока здоровье и силы позволяли", - писал офицер Лейб-Гвардии Егерского полка Б.В. Геруа. Он рассказывал о фельдфебеле своего полка Гостилове: "Когда в 1913 году я командовал в полку 1-м батальоном, я встретил Гостилова, за широкими плечами которого уже числилось 18 лет фельдфебельства, отмеченных и шевронами, и медалями и значками за стрельбу, особенно последними: Гостилов был изумительным стрелком. И, как когда-то у Шалберова (прежнего фельдфебеля роты Его Величества), был у него нерререкаемый авторитет, а также своя особенность, которую знала вся Гвардия и всё начальство: у Гостилова не хватало музыкального слуха. Он не мог маршировать под музыку в такт и, чуть-чуть отставая от ритма, слегка подпрыгивал на фоне ровно плывущей массы сомкнутого строя. И ничего нельзя было с этим поделать. Приходилось молчать и мириться всем, начиная с командира полка и кончая Его Величеством. По непопадавшему в ногу фельдфебелю безошибочно узнавали в Гвардии Государеву роту Лейб-Гвардии Егерского полка". (с)
еще фото (53.3 Kb)
Офицеры Лейб-Гвардии 2-го стрелкового Царскосельского батальона.
"Ещё с 1890 г. в полках появились самокатчики - сначала 2, потом 7. Пехоту снабжали велосипедами фирмы Свифта, тяжёлыми и неудобными. Один из офицеров вспоминал о случае, произошедшем во время манёвров Гвардии в начале XX в.: "В Нарве я увидел на улице велосипедиста Лейб-Гвардии Измайловского полка, опершегося в безнадежной позе на свою машину, обливавшегося потом и дышащего как паровоз. "Что, - говорю, - тяжко?" - "Ох, Ваше Высокоблагородие, кабы можно было эту проклятую машину бросить, давно бы я пешком доставил пакет". (с)
еще фото (93.5 Kb)
Рядовые Лейб-Гвардии Измайловского полка.
"С 1884 г. была введена церемония торжественной присяги нижних чинов при полковом знамени. С церемонией принятия присяги связано интереснейшее воспоминание очевидца.
"Полковник Рерберг выводит полк на плац, и перед глазами открывается редкая по красоте картина присяги новобранцев 3-го гренадерского Перновского Короля Фридриха-Вильгельма IV полка.
Посередине плаца стоят шесть совершенно одинаковых столиков, покрытых белыми скатертями. Перед столиками, на некотором расстоянии, стоит знаменщик полка старший унтер-офицер Артур Степин со знаменем полка и ассистентом. Постепенно, после нескольких перестроений, с другой стороны каждого столика образуются стройные квадраты подтянутых гренадер-перновцев.
Перед каждым столиком появляются священнослужители разных религий. Полковой священник с Крестом и Евангелием становится перед первым столиком, перед которым стоит самый большой "квадрат" новобранцев. Перед вторым столиком становится католический ксендз, перед третьим - лютеранский пастор, перед четвёртым - мусульманский мулла, перед пятым - еврейский раввин, а перед шестым, около которого стоят только два гренадера, - нет никого.
Начинается чин присяги, и к столику православгых гренадеров-новобранцев подносит знамя мой друг знаменщик Артур Степин, его настоящее имя Артур Стопинг, и сам он - финн-лютеранин, но свою почётную обязанность знаменщика он исполняет блестяще.
В то же самое время к последнему столику подходит мой отец - командир полка, - и я вижу удивительную вещь, которая могла произойти только нас, в старой России. Оба новобранца вынимают из карманов маленькие сверточки и тщательно разворачивают тряпочки, в которые они завернуты. Развернув тряпочки, оба вынимают из свертков двух маленьких деревянных "божков", выструганных из дерева и смазанных салом. Оба деревянных "божка-идола" водворяются на столик между моим отцом и двумя новобранцами, и только тогда мой отец, как высший в их глазах начальник, приводит обоих гренадер к присяге служить "верой и правдой" Царю и Отечеству"...
В царствование Николая II своего расцвета достигла кропотливая деятельность по подбору характерных типов людей для гвардейских частей. Так, в Преображенский полк набирали высоких блондинов, причём в 3-ю и 5-ю роты - с бородами; в Семёновский - высоких шатенов; в Измайловский и Гренадерский - брюнетов (в роту Его Величества - бородатых); в Московский - рыжих бородачей; Павловский - курносых людей (с бородами - в 5-ю роту, брюнетов - в 9-ю, самых высоких - в роту Его Величества); в Литовский - безбородых высоких блондинов, в Кексгольмский - безбородых высоких шатенов; в Санкт-Петербургский - брюнетов; в Егерский, Финляндский и Волынский - "людей лёгкого телосложения" любого цвета волос. 1-й Стрелковый полк комплектовался брюнетами, 4-й - "коротконосыми" людьми с соединёнными густыми бровями"...
К 25-летию действительной службы Николая II в Лейб-Гвардии Преображенском полку (23 июня 1912 г.) офицеры полка заказали особые шашки обычного офицерского образца, но с чеканными изображениями полкового шитья в виде лавровых листьев (до середины клинка) и с надписями славянской вязью под эфесом (поперёк клинка): на одной стороне - "Знают турки нас и шведы и про нас известен свет", на другой - "На сражения, на победы нас всегда сам Царь ведет"...
12 июня 1906 г. возникли беспорядки в Лейб-Гвардии Преображенском полку, который должен был выступить из лагеря в Красном Селе для охраны находившегося в Петергофе Императора. Солдаты кричали, что они не желают идти пешком, а хотят ехать по железной дороге. Командиру полка удалось уговорить полк дойти до Петергофа, но там волнения возобновились. Солдаты 1-го батальона отказались ложиться спать и обругали некоторых офицеров; но командиры все-таки смогли утихомирить батальон еще до того, как в дело вступили местный гарнизон и прибывшие лейб-гренадеры. Происшествие это оставило очень тяжелое впечатление в столичном гарнизоне. По распоряжению Императора за недостаток внутреннего порядка и дисциплины 1-му батальону был присвоен статус армейского (особого); он должен был исчезнуть по мере увольнения его чинов в запас. Командира гвардейского корпуса освободили от должности, а командующего дивизией и командира полка уволили со службы за недостаточно эффективные действия по восстановлению порядка". (с)
Сегодня День российской гвардии. Праздник этот появился только в 2000 году, однако история гвардейцев России перевалила уже на четвертую сотню лет. Кто они такие?
Русская гвардия выросла из «военных забав» Петра I. В. 1683 году тот организовал «потешные войска» иноземного строя. Первым солдатом, записавшимся в эту новую армию, в истории числится Сергей Бухвостов. Его отдаленный потомок, капитан 1 ранга Николай Бухвостов, погиб в Цусимском сражении 1905 года, командуя гвардейским экипажем броненосца «Император Александр III».
«Военные игры потешных войск Петра I под селом Кожухово», А. Кившенко
В 1691 году в «потешных войсках» было создана два полка — Преображенский и Семеновский.
«Потешность» стремительно слетала с этих настоящих воинских формирований, офицерский корпус которых сделался надежной опорой царя-реформатора.
2 сентября 1700 года оба эти полка получили почетное наименование «лейб-гвардейских» . Этот день и считается днем рождения русской гвардии.
В том же 1700 году гвардейцы прошли боевое крещение под Нарвой, против шведов. Битва сложилась неудачно для русских войск, однако оба полка не дрогнули и стойко держались против шведской армии.
Нарва стала легендой русской гвардии, родившейся «по колено в крови».
«Битва при Нарве», А. Коцебу, XIX век
Поначалу гвардия не имела никаких преимуществ перед армейскими частями. Но с 1722 года в Табели о рангах гвардейские офицеры получили старшинство на два чина перед армейскими. Скажем, младший офицер гвардии (прапорщик) считался равным по старшинству армейскому поручику (третьему офицерскому чину).
В петровские времена в гвардию даже рядовыми записывали преимущественно дворян, однако впоследствии стали допускаться переводы из армии и прямой набор рекрутов недворянского происхождения.
«Русская гвардия в Царском Селе в 1832 году», Ф. Крюгер, 1841 год
В гвардию отбирали очень рослых людей.
Так, при Екатерине I. I. нижним порогом роста было 182,5 см. Сейчас эти цифры не очень смотрятся, но вспомним, что питание в те годы было куда как хуже нынешнего, и средний (!) рост обычного пехотного рекрута в XVIII веке был около 160−162 см! Немудрено, что гвардейцев постоянно именовали «великанами» или «богатырями».
Отбирали и «по масти». Преображенцы и Гвардейский флотский экипаж первыми забирали себе самых здоровых «бугаев».
Семеновцы брали голубоглазых блондинов. Измайловцы — темноволосых.
Гвардейские егеря отбирали себе людей «изящного сложения». Московский полк собирал рыжих.
«Группа офицеров и солдат Лейб-гвардии Семеновского полка», А. И. Гебенс, 1853 год
Гвардия отличалась не только экстерьером, но и отменной выучкой и храбростью в бою. Практически ни одно крупное генеральное сражение русской армии в Европе не обходилось без участия гвардейцев.
Такие битвы, как Кунерсдорф, Аустерлиц, Бородино вошли в послужной список русской гвардии.
В XVIII и в начале XIX века русская гвардия отметилась не только подвигами на поле боя, но и прославилась в дворцовых переворотах.
При непосредственном участии гвардейских офицеров пришли к власти Екатерина I, Анна Иоанновна, Анна Леопольдовна, Елизавета Петровна, Екатерина I. I. .
Гвардейцы участвовали и в убийстве императора Павла I. Среди декабристов было немало офицеров гвардии.
В этом смысле русская гвардия была оплотом дворянства: подавляющее большинство офицерского состава происходило из этого слоя, в то время как среди армейских офицеров к концу XIX века дворян было уже не более 40%.
Термин «Молодая гвардия» появился не в XX веке, а в 1813 году, когда по итогам Отечественной войны состав гвардии расширился: туда дополнительно включили два гренадерских и один кирасирский полки.
Новые полки стали называть «Молодой гвардией», отличая ее от «Старой», более привилегированной (у той преимущество в старшинстве перед армейцами было в два чина, а у молодых только в один). Впоследствии некоторые из «молодых» полков за боевое отличие получили перевод в число «старых».
Семеновцы на Кульмском поле. Фото: Елена Клименко, клуб военно-исторической реконструкции «Лейб-гвардии Семеновский полк»
В 1918 году советская власть распустила императорскую гвардию в числе прочих «пережитков». Пресловутая «Красная гвардия» долго тоже не задержалась: нарождающаяся Красная армия отличалась демократичным духом, ей претила сама идея «особых» войск.
Советская гвардия родилась заново осенью первого года Великой Отечественной.
18 сентября 1941 года четыре стрелковые дивизии, продемонстрировавшие в Смоленском сражении выдающиеся стойкость и мужество, получили почетное наименование «гвардейских». Войну заканчивали уже 17 гвардейских армий и 215 гвардейских дивизий, а также 18 кораблей ВМФ.
Изначально «гвардейскими» числились минометные части, оснащенные реактивной артиллерией — «катюшами».
В российских сухопутных войсках есть несколько гвардейских соединений. Наиболее известны Кантемировская танковая и Таманская мотострелковая дивизии, чья дислокация возле Москвы еще в советское время дала им неофициальную кличку «придворных». Но гвардия служит везде, и на Дальнем Востоке тоже.
