Донской казак Козьма Крючков. - Сейчас это имя подавляющему большинству наших сограждан абсолютно ничего не говорит. А ведь сто лет назад оно гремело по всей России. Крючков стал самым первым героем Первой мировой, награжденным Георгиевским крестом. О его подвиге писали стихи, открытки с фотографией Козьмы расходились многотысячными тиражами, была выпущена специальная партия папирос с портретом Крючкова на коробке, самые известные люди в стране почитали за честь познакомиться с этим человеком.
Начало войны Крючков встретил, будучи приказным (этот чин соответствовал ефрейторскому званию) 3-го Донского казачьего полка 3-ей кавалерийской дивизии, который был расквартирован в Польше, на границе с Восточной Пруссией. Русские части готовились наступать, но до серьезных столкновений с противником дело еще не дошло.
Разъезд из нескольких казаков, среди которых был и Козьма Крючков, 9 августа (28 июля по старому стилю) 1914 года отправили в боевое охранение. Утром 11 августа донцы обнаружили германский конный разъезд численностью более 20 человек. Хотя к этому времени в русском патруле осталось всего четверо (другие была посланы с донесениями в расположение полка), казаки решили не избегать встречи с врагом. Скорее всего, квартет всадников надеялся заманить германцев поближе к нашим передовым частям, однако ближайшее к месту событий русское сторожевое охранение неожиданно отошло.
В результате казачий патруль оказался лицом к лицу с врагом, многократно превосходящим по численности. Пришлось вступать в неравный бой. Под выстрелами казаков немецкие уланы поначалу растерялись, но обнаружив, что им противостоят всего четверо русских, кинулись на них в атаку, окружили, не давая уйти врассыпную.
Участники того боя Козьма Крючков, Иван Щегольков и Василий Астахов
Вот описание этого боя, сделанное позднее со слов Козьмы Крючкова:
“…Нас было четверо - Козьма Крючков, Иван Щегольков, Василий Астахов и Михаил Иванков… Наткнулись на немецкий разъезд, 27 человек, в числе их офицер и унтер-офицер. Сперва немцы испугались, но потом полезли на нас. Однако мы их встретили стойко и уложили несколько человек. Увертываясь от нападения, нам пришлось разъединиться. Меня окружили одиннадцать человек. Не чая быть живым, я решил дорого продать свою жизнь. Лошадь у меня подвижная, послушная.
Хотел было пустить в ход винтовку, но второпях патрон заскочил, а в это время немец рубанул меня по пальцам руки, и я бросил винтовку. Схватился за шашку и начал работать. Получил несколько мелких ран. Чувствую, кровь течет, но сознаю, что раны неважные. За каждую рану отвечаю смертельным ударом, от которого немец ложится пластом навеки. Уложив несколько человек, я почувствовал, что с шашкой трудно работать, а потому вырвал у немца пику и ею по одиночке уложил остальных. В это время мои товарищи справились с другими.
На земле лежали двадцать четыре трупа, да несколько не раненных лошадей носились в испуге. Товарищи мои получили легкие раны, я тоже получил шестнадцать ран, но все пустых, так - уколы в спину, в шею, в руки. Лошадка моя тоже получила одиннадцать ран, однако я на ней проехал потом назад шесть верст…”
Судя по дальнейшему рассказу Крючкова, уже через день он получил награду за свой подвиг: “1 августа (13 по новому стилю - авт.) в Белую Олиту (в этом населенном пункте располагался лазарет, куда поместили раненого казака - авт.) прибыл командующий армией генерал Ренненкампф, который снял с себя георгиевскую ленточку, приколол мне на грудь и поздравил с первым георгиевским крестом”.
Справедливости ради нужно отметить, что количество немецких улан, сражавшихся с отважными донцами, и понесенные ими потери в разных документах отличаются, хотя и не значительно. Так в приказе о награждении Крючкова фигурирует численность немецкого кавалерийского отряда 22 человека. И в донесении, отправленном после боя в штаб дивизии указано, что четверкой казаков убиты в общей сложности 22 немецких улана.
Полученный Крючковым Георгиевский крест 4-й степени стал самой первой такой наградой, врученной на только что начавшейся Великой войне.
Трое товарищей Козьмы тоже получили за этот бой знаки отличия, но не столь высокие - Георгиевские медали.
Козьма Крючков, которому было в ту пору лишь 24 года, в одночасье стал национальным героем. О его подвиге доложили самому императору, написали едва ли не все газеты. Как упомянуто в воспоминаниях современника, после выписки из лазарета “на вокзале герою казаку были устроены торжественные проводы, и публика качала его и товарищей на руках. Местное общество поднесло ему крупный денежный дар…” И в последующем Крючкову неоднократно вручали презенты. Например дирекция Русско-Азиатского банка специально для героя №1 заказала оружейникам изготовить казачью саблю в золотой оправе. На имя Крючкова приходили пачки восторженных писем со всей России, ему присылали посылки - в том числе и со всякими угощениями, которыми до отвала наедались и сам герой, и его сослуживцы.
Интересные воспоминания о встрече с Крючковым (это случилось уже зимой 1915-го) оставила знаменитая певица Надежда Плевицкая. На просьбу примадонны русской сцены сфотографироваться с ним донской казак ответил решительным отказом. А объяснил его тем, что он, мол, женатый человек и потому не может фотографироваться с посторонней женщиной.
Оправившись от ран и вернувшись в Действующую армию прославившийся казак пошел на повышение. Его назначили начальником конвоя при штабе дивизии. Однако такая “парадная” должность воину была не по душе, и вскоре Козьма попросил вернуть его в родной полк.
Крючков прошел всю Первую мировую, участвовал во многих ее сражениях, был награжден еще одним “Георгием” и двумя медалями. К 1917 году он получил звание вахмистра и служил в казачьем полку взводным урядником.
Февральская революция еще возвысила героя №1 в должности, - товарищи его избрали председателем полкового комитета. После большевистского переворота в стране, когда армия стала окончательно разваливаться, Крючков вместе с полком вернулся на Дон. Во время разгоревшейся Гражданской войны он воевал на стороне белых. Весной 1918 года Козьма Фирсович собрал отряд из своих земляков и успешно сражался против казаков будущего “красного командарма” Филиппа Миронова.
Герой был смертельно ранен в середине августа 1919 года в районе села Громки в Саратовской губернии. Похоронен на кладбище его родного хутора Нижне-Калмыковского Усть-Хоперской станицы.
Один с шашкой
…Из воспоминаний генерал-майора Голубинцева, руководителя восстания против советской власти в Усть-Медведицком округе: “В начале августа в районе села Громки был убит состоявший в 13-м полку Усть-Медведицкой дивизии хорунжий Кузьма Крючков, популярный во всей России народный герой Первой мировой войны. Крючков командовал одним из подразделений арьергарда Донской армии, удерживая наседавших красных в районе станицы Островской, близ моста через реку Медведицу. Мост нужно было удержать любой ценой. У моста размещалась небольшая группа казаков так называемого заслона.
Красные, выйдя к мосту, выкатили по сторонам моста два пулемета и начали окапываться. Вероятно, Крючков понял, что возникла минута, в которую можно было все исправить. Он выскочил с шашкой к мосту один, крикнув на бегу казакам: “Братцы, за мной, отбивайте мост”. Пятеро или шестеро казаков прикрытия кинулись за ним. Однако с моста навстречу им шел целый взвод красных, более сорока человек… Казаки остановились. Остановились и красные, видя, что на них в атаку бежит всего один человек.
По рассказам, Крючков успел добежать до ближайшего пулеметного гнезда и срубить пулеметный расчет из китайцев, когда его скосили из соседнего окопа пулеметной очередью. Схватка все же завязалась, в суматохе казаки успели вытащить героя из-под огня. Он был изрешечен пулями. Умер Козьма Фирсович от ран 18 августа 1919 года”.
В годы советской власти имя его было предано забвению, а героизм русских солдат в ту войну вычеркнут из отечественной истории. Но вот минули десятилетия и пришло четкое осознание того, что стать первым георгиевским кавалером, а значит и символом героизма в самом начале войны без веских на то оснований было практически невозможно, что за первым воинским подвигом Кузьмы Крючкова и его боевых товарищей стояли традиции казачества, воинская культура, боевой дух и что герои Первой мировой войны остались в нашей военной истории.
В этом году, 28 июля, исполнилось сто лет со дня начала Первой мировой войны, которая продолжалась до 11 ноября 1918 года (Россия вышла из войны раньше: 3 марта 1918 года был подписан Брест-Литовский мирный договор).
Однако эта дата интересна преимущественно историкам, большинству людей те события почти неизвестны. А зря. Такие события имеют загадочное свойство повторяться с определенной периодичностью, и для России это как раз порядка ста лет: 1612-й - Смутное время и польско-литовская оккупация Москвы, 1712-й - Северная война Петра Первого, 1812-й - поход Наполеона на Москву. Выбивается из этой череды только Великая Отечественная, но она была прямым и непосредственным продолжением Первой мировой, начавшейся как раз в 1914 году. Собственно говоря, эти двадцать лет между концом Первой и началом Второй мировой войны мирным временем отнюдь не были, поскольку состояли из череды «подготовительных» конфликтов по переделу сфер влияния.
Непосредственными результатами Первой мировой войны (или, как ее называли тогда, Великой войны) стали прекращение существования четырех огромных империй, гибель более 10 миллионов солдат и около 12 миллионов мирных жителей.
В современном мире больше известны те события Первой мировой, которые происходили на Западном фронте. Даже далекие от истории люди помнят «На Западном фронте без перемен» Эриха Марии Ремарка и «Прощай, оружие!» Эрнеста Хемингуэя. Ну или хотя бы слышали что-то о таких книжках. На самом деле Восточный фронт, русский театр военных действий, превосходил по протяженности Западный, бои на нем имели более маневренный характер. К сентябрю 1915 года на Восточном фронте Тройственный союз сосредоточил 107 пехотных и 24 кавалерийские дивизии, а на Западном (или Французском) Антанте противостояли только 90 пехотных и одна кавалерийская дивизия. О напряженности боев свидетельствуют потери войск сражавшихся стран: более 700 тысяч солдат полегли здесь с каждой стороны фронта. Но вот почитать об этих событиях почти нечего: Западу интересен только он сам, а у нас во времена СССР воспевались вызванные «Германской войной» демонстрации рабочих, революция и последующая Гражданская война, при этом бои Первой мировой рассматривались лишь как прелюдия к этим судьбоносным событиям.
Войну против Германии и других держав Тройственного союза прозвали «империалистической», русские герои при этом вроде бы стали и не героями вовсе: в советской России памятники им сносили, воинские захоронения уничтожали. Ну а на фоне трагедии Великой Отечественной войну 1914 года вообще забыли: она стала таким же сумрачным прошлым в «туманной дымке веков», как и вторжение Наполеона.
Пересказывать здесь хронику боевых действий по учебникам не имеет смысла. Гораздо интереснее вспомнить несколько частных эпизодов, сегодня почти забытых, а тогда широко известных и оказавших заметное влияние на российское общество.
C пикой на немцев
Первым уместно вспомнить подвиг приказного (это звание в казачьих подразделениях соответствует ефрейтору) Козьмы Фирсовича Крючкова из 3-го Донского имени Ермака Тимофеева полка. Отличился он в самом начале войны, 30 июля 1914 года, став первым георгиевским кавалером. Случилось вот что.
Казачий дозор, в который кроме возглавлявшего его Козьмы Фирсовича входили еще трое его сослуживцев, выполнял разведку в районе польского городка Калвария (Польша тогда была частью Российской империи). Перевалив через небольшую возвышенность, которая затрудняла обзор, казаки неожиданно наткнулись на такой же немецкий кавалерийский разъезд, только состоявший не из четырех бойцов, а из двадцати семи, - драгуны под командованием офицера и унтер-офицера. Прятаться было поздно: заметившие казаков драгуны уже разворачивались для атаки. Вопреки очевидному семикратному перевесу сил немцев, Крючков с товарищами не отступили, а приняли бой, сходу уложив из карабинов несколько нападавших. Если бы немцы просто остановились и ответили огнем, нашим плохо бы пришлось. Но они решили действовать как истинные кавалеристы - пустить в ход холодное оружие. Крючкова окружили одиннадцать драгун. Он ногами управлял лошадью, а руками пытался перезарядить карабин. Но получилось неудачно: патрон уткнулся, стрелять невозможно, а времени устранять задержку нет. Да еще немец ударил саблей по руке, раскровенив пальцы и выбив карабин. Начал рубиться шашкой, получил еще несколько ран, но разделался с несколькими противниками. Почувствовав, что шашкой становится трудно работать, выхватил у одного из драгун пику, которой и заколол оставшихся. Крючков получил шестнадцать ран: уколы в спину и шею, порезы рук. Однако сам в рубке уложил одиннадцать драгун. А его товарищи в это время закончили разгром немецкого подразделения - уйти удалось только троим, двое были ранены и взяты в плен. А ведь драгуны - это не срочным порядком мобилизованные на войну пехотинцыокопники. Это кавалерия, элита армий того времени.
Все четыре казака за свой подвиг получили высшие солдатские награды - Георгиевские кресты 4-й степени (по статусу Георгиевского креста более высокую степень нельзя было вручить, пока не было всех предыдущих). При этом самый первый крест с номером 5501 получил командир разъезда Козьма Фирсович Крючков.
Конечно, событие тут же стало широко известно: о Крючкове писали в газетах, о нем доложили императору Николаю Второму. 24-летний казак оказался всероссийской знаменитостью. На лубочных картинках его изображали с наколотыми наподобие шашлыка на пику немцами, ушлые коммерсанты из Ростова-на-Дону выпустили папиросы «Донской казак Козьма Крючков», какой-то купец назвал его именем пароход. Появился на граммофонных пластинках «Вальс Козьмы Крючкова», его портретом были украшены обертки конфет «Геройские» петербургской фабрики А. И. Колесникова.
Герой отлежался пять дней в лазарете и отправился в родную станицу Усть-Хоперскую отбывать краткосрочный отпуск. Потом снова фронт. Воевал казак умело, заслужил второй Георгиевский крест, получил офицерский чин подхорунжего. Революцию не принял. У себя на Дону возглавил партизанский отряд, стал в 1919 году сотником и погиб в бою с красными.
В советское время подвиг Крючкова был подвергнут сомнению - дескать, пропаганда «гнилого царизма». Как это так, в одиночку против одиннадцати человек, да еще с какой-то архаичной пикой?! Масла в огонь подлил Михаил Шолохов, уничижительно описавший бой в романе «Тихий Дон» как нелепую стычку. Дескать, обе стороны рубили друг друга не от храбрости, а от испуга, Крючков первый бросился наутек, а немецкого офицера застрелил казак Иванков, чем и переломил ход боя, внеся растерянность в ряды прусаков. Писатель использует такие обороты речи, как «в объявшем их животном ужасе наносили слепые удары», «немцы, израненные нелепыми ударами» и так далее. Интересно, что Шолохов беседовал с одним из участников боя, и им был именно казак Михаил Иванков. Да вот только к тому времени он оказался по другую сторону баррикад от бывшего командира Козьмы Крючкова и служил в Красной армии…
На самом деле Крючков был не первым опытным воином, творившим с пикой в руках чудеса. Например, в Николаевском кавалерийском училище на почетном месте хранилась пика, которой в годы Кавказской войны казак отбился от окруживших его двенадцати черкесов. В Первой мировой пика тоже себя неплохо зарекомендовала в кавалерийских стычках. Сохранились воспоминания одного казака о боях с австрийцами, который описывал «технологию» рубки так: «Но их и рубить-то надо знающе: на них шапки лакированного товару очень толстого и окованы медью, и подбородень медный, так что не разрубишь, грудь прикрыта толстой резиной. Но наши казаки приноровились ширком, особенно пикой, и бьют их наповал с Божией защитой».
Атака мертвецов
В сентябре 1914 года немцы осадили небольшую русскую крепость Осовец (сейчас это в Польше), в 50 километрах западнее города Белосток. Крепость прикрывала стратегическое направление на Петербург от удара со стороны Восточной Пруссии, до границы с которой было всего 23 километра, и блокировала переправу через реку Бобр. Обойти эти укрепления стороной невозможно: пригодных для движения армии с обозами и тяжелым вооружением дорог там почти нет, лишь узкие тропы. Почти нет и каких-либо поселений, где можно разбить лагерь. Кругом болота, а единственный транспортный коридор перегораживает крепость Осовец. «Там, где миру конец, стоит крепость Осовец. Там страшнейшие болота, немцам лезть в них неохота», - пели сами защитники крепости.
Тут же был предпринят первый штурм силами 40 пехотных батальонов 8-й германской армии при поддержке артиллерии. Гарнизон крепости состоял из одного пехотного полка (это четыре батальона), двух артиллерийских батальонов, саперного и хозяйственного подразделений. Несмотря на численное преимущество противника, штурм был отбит.
Противогазов у русских солдат не было: первый противогаз был изобретен в России в 1915 годуВторая массированная атака немцев была предпринята в феврале - марте 1915 года. 13 февраля начался обстрел фортов из осадных орудий калибра до 420 мм. Под Осовец привезли 17 батарей пушек особой мощности, в том числе четыре «Большие Берты» и 64 других, мало уступавших крупповским мортирам в разрушительной силе. За неделю по крепости было выпущено около 250 тысяч только тяжелых снарядов, причинявших страшные разрушения. На территории плацдарма Осовца потом насчитали более 30 тысяч снарядных воронок. Большая часть германских снарядов улетела в реку Бобр и окрестные болота, разбив лед и сделав невозможными форсирование водных преград и атаку фортов самими же немецкими пехотинцами. Однако и этих 30 тысяч попаданий достаточно: получается, что на каждого русского солдата их приходилось по нескольку! До войны полагали, что человек в принципе неспособен такое выдержать: если и не будет разорван на куски, то его или тяжело ранит, или контузит.
Русское командование понимало, что при таких условиях крепость будет неизбежно взята, и без особой надежды просило командира гарнизона генерал-майора Николая Бpжозовского продержаться только 48 часов. Это не был даже приказ. Но крепость сражалась еще полгода! Ответным огнем русских артиллеристов были уничтожены несколько особо ценных немецких осадных орудий, в том числе две знаменитые «Большие Берты» (всего их было девять в армии Вильгельма). Это заставило немцев срочно отвести артиллерию за пределы дальности стрельбы русских орудий, прекратить штурм и перейти к позиционным действиям.
Третий штурм начался только в июле 1915 года. Наученные горьким опытом, немцы собрали внушительные силы для атаки уже до предела осточертевшей им к тому времени крепости, которая, вопреки всем разумным планам военных действий, продолжала преграждать путь на российскую столицу и стягивала на себя силы с полусотни прилегавших километров фронта. 14 батальонов пехоты, батальон саперов, 30 сверхтяжелых осадных орудий, 30 батарей отравляющего газа. На передовых позициях в предполье крепости им противостояли всего пять рот 226-го пехотного Землянского полка и четыре роты ополченцев - итого девять рот против пятидесяти семи. Русскую пехоту должна была поддерживать крепостная артиллерия с фортов Осовца. Июльские атаки результативными для немцев не были.
Тогда, дождавшись подходящего направления ветра, в 4 утра 6 августа 1915 года немцы развернули против защитников крепости 30 батарей химического оружия. Зеленое облако хлора потекло из баллонов на русские окопы. Вдобавок немцы обстреливали крепость химическим снарядами с хлорпикрином. Проклятые русские, так долго мешавшие гениальным планам германского командования вопреки всем законам строгой военной логики, должны были наконец сдохнуть. От газа даже трава чернела и умирала; все медные предметы на плацдарме крепости - части орудий и снарядов, умывальники - покрылись толстым зеленым слоем окиси хлора; оказались отравленными хранившиеся без герметичной укупорки овощи и иное продовольствие. Человек, вдохнувший хлор, умирал в страшных мучениях, выхаркивая с кровью обрывки легких.
По немецким расчетам газ в таком количестве должен был проникнуть в боевые порядки оборонявшихся на глубину до 20 километров, при этом сохраняя поражающее действие до 12 метров высоты. То есть ни возвышенности, ни форты спасти от него не могли. Противогазов у русских солдат не было: первый в мире фильтрующий угольный противогаз был изобретен в России Николаем Дмитриевичем Зелинским в 1915 году и принят на вооружение армий Антанты в 1916-м. До этого от газов предполагалось защищаться марлевыми повязками со специальной пропиткой. Если они были.
В результате газовой атаки в полном составе погибли 9, 10 и 11-я роты Землянского полка, из 12-й роты уцелели 40 человек, половину личного состава потеряла 13-я рота. Потом посчитают всех погибших: было отравлено газами более 1600 человек.
Посчитав, что в гарнизоне крепости все погибли, немцы пошли в атаку на передовую Сосненскую позицию предполья крепости, вынесенную от фортов на западный берег реки. На штурм заполненных умиравшими людьми окопов шли 14 батальонов ландвера - не менее семи тысяч пехотинцев.
Это было за пределом реальности, это было что-то инфернальное, с чем воевать немцев никогда не училиДальше случилось невероятное. Их встретили контратакой в штыки остатки 13-й роты 226-го пехотного Землянского полка. Около 60 харкавших кровью русских солдат - с обмотанными грязными тряпками лицами, без надежды остаться в живых и не искавших больше этой надежды. Умиравшие шли умирать и лишь хотели захватить с собой в могилу побольше врагов. А тут еще выжившие артиллеристы открыли огонь по врагу. Сам вид атаковавших поверг немцев в такой ужас, что они в панике бежали, повисая на проволочных заграждениях и желая только как можно дальше оказаться от этих страшных зомби. Эта контратака нескольких десятков солдат 226-го Землянского полка против тысяч врагов из 18-го полка ландвера вошла в историю под названием «атака мертвецов». Такого не бывало прежде. Немцы не были трусами, немцы умели хорошо воевать. Вот только то, что они увидели 6 августа, не вписывалось ни в какие рамки. Это было за пределом реальности, это было что-то инфернальное, с чем воевать немцев никогда не учили, так что они просто отказались иметь дело с потусторонним миром.
Крепость Осовец так и не была взята штурмом. К концу лета 1915 года общая стратегическая обстановка на фронтах сделала оборону этих укреплений бессмысленной для русской армии. 18 августа был отдан приказ об эвакуации гарнизона крепости, которая и завершилась к 22 августа. Немцам не оставили ничего: ни одного патрона, ни банки консервов. Когда нечем было тащить тяжелые пушки, в ременные лямки впрягались по 30–40 солдат. Все, что вывезти оказалось невозможно, было взорвано.
В этой связи интересную информацию опубликовали в 1924 году европейские газеты. Якобы, когда поляки начали спустя девять лет после описываемых событий разбирать завалы битого камня и смогли спуститься в засыпанные взрывами русских саперов подвальные склады крепости, их встретил оклик часового: «Стой, кто идет?» Дескать, при эвакуации его забыли, так что солдат жил все эти годы, питаясь тушенкой со взорванного подземного склада, вел счет дням в полной темноте и нес службу. История похожа на газетную утку, но в свете героической обороны крепости, которая наперекор всем военным очевидностям почти год преграждала немцам белостокский путь на столицу Российской империи, могло быть и так.
«Русская солдата»
8 декабря 1915 года на фронт Германской войны прибыл молодой русский доброволец Николай Попов. Он был зачислен в роту пешей разведки 88-го Петровского полка. Молодой человек был грамотным, знал иностранные языки, проявил сообразительность, неплохо стрелял - для разведки годен. Уже 20 декабря 1915 года рядовой Николай Попов с напарником отправился в ночной рейд на вражескую территорию, имея приказ захватить языка. Однако в ходе обстрела напарника ранили, так что солдат Попов выполнил задание в одиночку. За приведенного пленного и образцовое выполнение приказа он был награжден Георгиевским крестом 4-й степени. Ничего необычного вроде бы в этом не было: сколько таких добровольцев разными путями попадали на войну и сколько из них совершали подвиги! Вот только этот Николай Попов на самом деле был ученицей 6-го класса высшего Мариинского училища города Вильно - Кирой Башкировой.
Кира с детства была ребенком живым и непоседливым. Остро воспринимала всякую несправедливость, и настоящую, и кажущуюся. Родилась она в дворянской семье русской интеллигенции: ее отец получил в университете историческое и филологическое образование, знал шестнадцать иностранных языков, служил в публичной библиотеке. Мать родилась в Швейцарии, рано осиротела и воспитывалась в парижском монастыре. В семье было семеро детишек, так что Кира еще в пять лет решила не обременять собой домашних и вместе с сестрой пыталась бежать из дома, чтобы поступить на службу скотницей. Что это за работа, малышка едва ли хорошо понимала, просто няня ей читала книжки, так что слово было знакомое. Побег не состоялся в связи с наступлением холодной и страшной ночи - пришлось вернуться домой. Позже были и другие проделки разной степени безобидности, за которые девочку сурово наказывали: запирали в темном амбаре, в котором наверняка водились крысы. Когда закрывалась дверь, отсекая последний лучик солнечного света, они начинали шуршать в углах. Крыс Кира, как всякая нормальная благовоспитанная девочка, боялась очень-очень.
Наверное, если бы ей тогда сказали, что она по собственной воле полезет в окопы, где эти самые крысы тоже есть, но они еще далеко не самое страшное, - не поверила бы. С первых недель войны все женское население семьи Башкировых откликнулось на призыв о помощи фронту: во главе с матерью Надеждой Павловной сестры ежедневно ходили помогать раненым солдатам в госпитале. Но шестнадцатилетней Кире этого казалось мало. Родина воюет, а ей что, корпию щипать да книжки героям читать? Однако на фронт женщин тогда не брали ни под каким видом - ни добровольцами, ни даже санитарками.
Тогда она разработала хитрый план побега. Продав втихаря часть своих вещей, купила солдатское обмундирование и спрятала все это у подруги - дома могли бы найти и разоблачить беглянку. Кроме униформы были приобретены даже мужское нижнее белье и портянки, чтобы даже самых мелких деталей, которые могли бы ее выдать, не осталось от прежней девичьей жизни. Удостоверение ученика реального училища Кира добыла у двоюродного брата другой своей подруги - Николая Попова. Именно под этим именем ей теперь предстояло жить.
Но такой хороший план чуть было не сорвался. Уже на вокзале, куда худенького «новобранца» в полной военной форме проводили участвовавшие в заговоре подруги, к девушкам подошел знакомый и сообщил о побеге их знакомой по училищу - Киры Башкировой. На саму Киру, стоявшую рядом в новом обличье, он не обратил внимания.
Кире (точнее, уже «Николаю Попову») удалось добраться до польского города Лодзь, где она смогла поступить добровольцем в полк. По чистой случайности из-за скорого выступления у нее не спросили документы по всей форме. Повезло… Буквально через несколько дней полк выступил маршем на фронт. Семьдесят километров пешком с полной выкладкой, стертые до крови ноги. А выдать себя нельзя ничем. На фронте - штыковые атаки, артиллерийские обстрелы, кругом смерть и кровь. Но еще хуже окопная грязь и вши. Другие солдаты могли хоть раздеться и прожарить над огнем свои гимнастерки, а бедной Кире даже в баню приходилось ходить редко и тайком. Говорить она старалась басом, а родных в письмах просила ни в коем случае не присылать столь любимых ею конфет, зато слать побольше махорки - не для себя, сослуживцев угощать.
Надо сказать, что, сообщив домашним в первом же письме о своем побеге на фронт, Кира сразу их и предупредила, чтобы никаких попыток вернуть ее не предпринимали: все равно убежит снова, но тогда уж никаких писем пусть от нее не ждут.
В разведку Кира старалась ходить почаще, так как жалела своих старших товарищей. Мужикам по сорок лет, дома у них жены, дети - а ну как убьют и семья кормильца потеряет? Бывало, иные ее сами просили подменить в патруле. Не отказывалась никогда.
Во время командировки в родной Вильно за полковым оружием она встретила на улице генерала и лихо отдала ему воинское приветствие. Но тот лишь усмехнулся в усы: бросьте, мол, во фрунт становиться, все ж таки барышня. Неудивительно: ее тайна была безнадежно раскрыта родными и знакомыми, а гордые за свою героическую землячку горожане вывешивали на главном Георгиевском проспекте ее портреты с подписями: «Кира Башкирова - доброволец Николай Попов». Тем не менее в полку она пока еще сохраняла инкогнито и продолжала воевать. Однажды в бою Кира была легко ранена в руку. В лазарет пошла на своих ногах, но по дороге потеряла сознание: тиф свалил. В госпитале, конечно, правда открылась уже для всех. Когда до полкового начальства дошло это известие, девушку немедленно демобилизовали, как не имевшую права служить в армии. Однако честно заработанную награду оставили за ней. Так что после излечения георгиевский кавалер Кира Башкирова отправилась домой.
Думаете, теперь она успокоилась? Ничуть не бывало. В 1916 году вновь бежала на фронт, вновь поступила добровольцем, но уже в другой полк, где ее не знали. Георгиевскому кавалеру всегда рады, так что взяли «излечившегося от ран ветерана» без лишних вопросов. До октября 1917 года «вольноопределяющийся Николай Попов» служила рядовым в третьем батальоне 30-го стрелкового Сибирского полка.
Кира Александровна Башкирова, в замужестве Лопатина, родила двоих детей, в Великую Отечественную работала медсестрой, спасая жизни тяжелораненых солдат. Награждена медалями «За оборону Советского Заполярья» и «За боевые заслуги». На ее долю выпало много различных испытаний, и достойно их перенести помогал «Николай Попов», который вовсе не остался лишь в памяти о днях героической юности.
«Большая Берта»
Осадное 420-миллиметровое орудие. На заводах Круппа в 1914 году было построено всего девять таких орудий. Названо в честь Берты Крупп - внучки хозяина концерна - «пушечного короля» Альфреда Круппа. «Большие Берты» применялись немцами для разрушения особо прочных фортификационных сооружений. Стрелять эта мортира могла не быстро: один выстрел за 8 минут. Зато ее снаряд весом 900 кг мог лететь на расстояние до 14 км и оставлял воронку глубиной свыше 4 м и диаметром более 10 м. Считалось, что для принуждения к сдаче гарнизона форта численностью 1000 человек нужны две «Большие Берты», 360 снарядов и двое суток.
Козьма Крючков, Римма Иванова, Александр Казаков - 100 лет назад их знала почти вся страна. О подвигах этих простых людей на Великой войне писали газеты и журналы, о них рассказывали детям в школах и ставили за них свечи в церквях. Нельзя сказать, что их слава совсем обошлась без пропагандистской составляющей - на каждой войне есть место подвигу, но чаще всего большинство из них остаются безвестными. Тем не менее, тогда никому в голову не приходило что-либо выдумывать, как это всего спустя несколько лет активно станет делать советская пропагандистская машина. Новой власти потребуются не столько герои, сколько мифы, и реальные герои Великой войны будут несправедливо преданы забвению почти на век.
Лихой казак Козьма Крючков
В годы Первой мировой войны имя молодого казака Козьмы Крючкова было известно, без преувеличения, всей России, включая безграмотных и равнодушных к происходящему в мире и стране. Портрет статного молодца с лихими усами и фуражкой набекрень красовался на плакатах и листовках, лубочных картинках, почтовых открытках и даже папиросных пачках и коробках шоколадных конфет «Геройские». Крючков эпизодически присутствует даже в романе Шолохова «Тихий Дон».
Столь громкая слава рядового воина была следствием не только одной его доблести, которая, кстати, никакому сомнению не подлежит. Крючкова, выражаясь современным языком, «распиарили» еще и потому, что свой первый (но далеко не единственный) подвиг он совершил в первые дни войны, когда всю страну переполнял ура-патриотический подъем и ощущение скорой победы над тевтонскими полчищами. И именно он получил в Первую мировую первый Георгиевский крест.
К началу войны уроженцу Усть-Хоперской станицы Войска Донского (ныне территория Волгоградской области) Крючкову исполнилось 24 года. На фронт он угодил уже опытным бойцом. Полк, в котором служил Козьма, был расквартирован в литовском городке Калвария. Немцы стояли неподалеку, назревало большое сражение в Восточной Пруссии, и противники наблюдали друг за другом.
12 августа 1914 года во время сторожевого рейда Крючков и трое его однополчан - Иван Щегольков, Василий Астахов и Михаил Иванков - внезапно столкнулись с разъездом немецких улан численностью 27 человек. Немцы увидели, что русских всего четверо и бросились в атаку. Казаки пытались уйти врассыпную, но вражеские кавалеристы оказались проворнее и окружили их. Крючков пытался отстреливаться, но патрон заклинило. Тогда с одной шашкой он вступил в бой с окружившими его 11 врагами.
Через минуту боя Козьма, по его собственным воспоминаниям, был уже весь в крови, но раны к счастью оказались неглубокими - ему удавалось уворачиваться, в то время как сам бил врагов смертельно. Последние удары по немцам он наносил их же пикой, выхваченной у одного из убитых. А товарищи Крючкова расправились с остальными германцами. К концу боя на земле лежали 22 трупа, еще двое немцев были ранены и попали в плен, а трое бежали прочь.
В лазарете на теле Крючкова насчитали 16 ран. Там его навестил командующий армией генерал Павел Ренненкампф, поблагодарил за доблесть и мужество, а затем снял георгиевскую ленточку со своего мундира и приколол на грудь героя-казака. Козьма был награжден Георгиевским крестом 4-й степени и стал первым русским воином, получившим боевую награду в начавшейся Мировой войне. Троих других казаков наградили георгиевскими медалями.
О доблестном казаке доложили Николаю II, а затем историю его подвига изложили на своих страницах почти все крупнейшие газеты России. Крючков получил должность начальника казачьего конвоя при штабе дивизии, его популярность к тому времени достигла апогея. По рассказам сослуживцев, весь конвой не успевал прочитывать писем, приходивших на имя героя со всей России, и не мог съесть всех посылок со сладостями, которые присылали ему поклонницы. Петроградцы прислали герою шашку в золотой оправе, москвичи - серебряное оружие. Когда дивизия, где служил Крючков, отводилась с фронта на отдых, в тыловых городах ее встречали с оркестром, тысячи любопытных зевак выходили поглазеть на народного героя.
Козьма при этом не «забронзовел» и испытание медными трубами выдержал - вновь просился на самые опасные задания, рисковал жизнью, получал новые раны. К концу войны он заслужил еще два георгиевских креста, две георгиевских медали «За храбрость» и звание вахмистра. Но после революции его судьба сложилась трагически.
Вначале он был избран председателем полкового комитета, после развала фронта вместе с полком вернулся на Дон. Но там началась другая братоубийственная война, в которой Козьма сражался за белых. Однополчане вспоминают, что он терпеть не мог мародерства, и даже редкие попытки подчиненных разжиться за счет «трофеев от красных» или «подарков» от местного населения пресекал плетью. Он знал, что само его имя привлекало новых добровольцев и не хотел, чтобы это имя было замарано. Легендарный казак воевал еще полтора года и получил последнее, смертельное ранение в августе 1919 года. Сегодня его именем назван переулок в Ростове-на-Дону, по его образу вылеплен казак в ансамбле памятника героям Первой мировой войны в Москве.
Сестра милосердия Римма Иванова
Еще одно имя, известное 100 лет назад всей России и почти забытое сегодня с героиня Первой мировой Римма Иванова, сестра милосердия и единственная женщина, награжденная орденом святого Георгия 4-й степени. Она погибла, будучи 21-летней девушкой.
Дочь ставропольского чиновника выбрала стезю народной учительницы, но занималась этим всего год. С началом войны Иванова окончила курсы сестер милосердия, работала в ставропольском госпитале, а в январе 1915 года добровольно направилась на фронт в полк, где уже служил врачом ее брат. Первую георгиевскую медаль получила за мужество при спасении раненых на поле боя - она делала перевязки под пулеметным огнем.
Родители волновались за девушку и просили вернуться домой. Римма писала в ответ: «Господи, как хотелось бы, чтобы вы поуспокоились. Да пора бы уже. Вы должны радоваться, если любите меня, что мне удалось устроиться и работать там, где я хотела. Ведь не для шутки это я сделала и не для собственного удовольствия, а чтобы помочь. Да дайте же мне быть истинной сестрой милосердия. Дайте мне делать то, что хорошо и что нужно делать. Думайте, как хотите, но даю вам честное слово, что многое-многое отдала бы для того, чтобы облегчить страдания тех, которые проливают кровь. Но вы не беспокойтесь: наш перевязочный пункт не подвергается обстрелу. Мои хорошие, не беспокойтесь ради Бога. Если любите меня, то старайтесь делать так, как мне лучше. Вот это и будет тогда истинная любовь ко мне. Жизнь вообще коротка, и надо прожить ее как можно полнее и лучше. Помоги, Господи! Молитесь за Россию и человечество».
Во время сражения у деревни Мокрая Дуброва (Брестская область сегодняшней Беларуси) 9 сентября 1915 года погибли оба офицера роты, и тогда Иванова сама подняла роту в атаку и бросилась на вражеские окопы. Позиция была взята, но героиня получила смертельное ранение разрывной пулей в бедро.
Узнав о подвиге сестры милосердия, Николай II в виде исключения посмертно наградил ее офицерским орденом Святого Георгия 4-й степени. На похороны героини собрались представители власти и сотни простых жителей Ставрополя, в прощальном слове протоиерей Симеон Никольский назвал Римму «Ставропольской девой», проведя параллель с Жанной д’Арк. Гроб в землю опускали под звуки оружейного салюта.
Однако вскоре в германских газетах был опубликован «решительный протест» председателя кайзеровского Красного Креста генерала Пфюля. Ссылаясь на Конвенцию о нейтралитете медицинского персонала, он решительно заявлял, что «сестрам милосердия не подобает на поле боя совершать подвиги». Эту нелепую ноту даже рассматривали в штаб-квартире Международного комитета Красного Креста в Женеве.
А в России по заказу военного ведомства был снят фильм «Героический подвиг сестры милосердия Риммы Михайловны Ивановой». Фильм получился карикатурным: сестра милосердия на экране, размахивая саблей, семенила по полю в туфлях на высоком каблуке и при этом пыталась не растрепать прическу. Офицеры полка, в котором служила Иванова, посмотрев фильм, пообещали «отловить антрепренера и заставить его съесть пленку». В столицу посыпались письма и телеграммы протеста возмущённых фронтовиков. В итоге по просьбе сослуживцев и родителей Риммы фильм был снят с проката. Сегодня именем Риммы Ивановой названа одна из улиц Ставрополя.
Первый русский ас
Летчикам Первой мировой войны повезло чуть больше других - спустя 100 лет помнят и про передовой для своего времени самолет Сикорского «Илья Муромец» и про «петлю Нестерова» и самого Петра Нестерова. Наверное, так произошло потому, что в авиации России всегда было чем похвастаться, а в первые советские десятилетия был настоящий культ покорителей небес.
Но когда говорят о самом знаменитом русском летчике-асе Великой войны - разговор не о Нестерове (он погиб через месяц после начала войны), а о еще одном забытом герое - Александре Казакове.
Казаков, как и Нестеров, был молод - в 1914 году ему едва исполнилось 25 лет. За полгода до начала войны он приступил к учебе в первой в России офицерской летной школе в Гатчине, в сентябре уже стал военным летчиком. 1 апреля 1915 года он повторил последний подвиг Нестерова - пошел на таран немецкого самолета. Но, в отличие от того, сбил вражеский «Альбатрос», а сам благополучно приземлился. За этот подвиг летчик был награжден Георгиевским оружием.
Казаков, судя по всему, тогда сумел первым выполнить маневр, задуманный Нестеровым, который на самом деле в своем последнем бою вовсе не собирался идти на верную смерть. Он рассчитывал ударить колесами шасси по плоскости крыла вражеского самолета, о чем заранее докладывал начальству, как о возможном и безопасном способе атаки. Но Нестерову, по заключению комиссии, выполнить такой маневр не получилось, и его самолет просто столкнулся с вражеским.
Другой выдающийся воздушный подвиг Казаков совершил 21 декабря 1916 года близ Луцка - он в одиночку атаковал два вражеских самолета «Бранденбург Ц1», сбив один из бомбардировщиков. Русский летчик за эту победу получил орден Святого Георгия 4-го класса. Всего за три года войны Казаков сбил лично 17, а в групповых боях - еще 15 самолетов противника и был признан самым результативным российским летчиком-истребителем Первой мировой.
В августе 1915 года Казаков становится штабс-ротмистром и начальником корпусного авиационного отряда, к февралю 1917 года - он уже командир 1-й боевой авиационной группы Юго-западного фронта. Эта группа стала первым специальным истребительным соединением в русской авиации, но даже став большим начальником, Казаков продолжал лично летать на боевые задания, в июне был в воздушном бою ранен в руку четырьмя пулями, но снова сумел благополучно приземлиться. В сентябре 1917 года он был произведен в подполковники, в декабре того же года на общем солдатском собрании избран командиром 19-го корпусного авиационного отряда.
Большевистский переворот Казаков так и не признал, за что вскоре был отстранен от командования. Не желая служить красным, в июне 1918 года он тайно уехал на белогвардейский русский Север, где стал командиром Славяно-Британского авиационного отряда. Англичане присвоили ему британский офицерский чин, что тоже делалось только в исключительных случаях - десятки других русских пилотов были приняты на службу в звании рядовых. К весне 1919 года Казаков уже майор британских ВВС, причем в боях получил еще одно ранение - в грудь, но опять выжил.
К концу лета 1919 положение белогвардейских частей на русском Севере становилось все тяжелее, и командование британского экспедиционного корпуса начало готовиться к эвакуации, согласившись при этом взять с собой русских летчиков. Но Казаков не пожелал покидать родину и, как считают, покончил жизнь самоубийством - 1 августа во время очередного вылета он направил свой самолет в отвесное пике на собственный аэродром. На его могиле поставили надгробие из двух перекрещенных пропеллеров, а на белой доске вывели надпись: «Летчик Казаков. Сбил 17 немецких самолетов. Мир праху твоему, герой России».
Школа маршалов и атаманов
Это лишь три судьбы забытых русских героев Первой мировой войны. Но некоторым участникам безумной бойни повезло больше - они прожили долгую жизнь, а война стала лишь первой ступенькой карьеры. Многие будущие советские знаменитые военачальники первые подвиги совершили именно на фронтах «империалистической». Причем, подвиги настоящие - ведь будущие маршалы еще были в небольших чинах.
Строка в биографии Семена Буденного: «Участник Первой мировой войны. Отличался большой личной храбростью, стал кавалером четырех Георгиевских крестов, старший унтер-офицер». В биографии Георгия Жукова значилось: «Во время Первой мировой войны был призван в армию, попал на фронт в кавалерию, дослужился до звания унтер-офицера. Воевал храбро и был награжден двумя Георгиевскими крестами».
В самом начале войны, прибавив себе два года, на службу в русскую армию попросился и 17-летний Константин Рокоссовский. Уже через несколько дней будущий маршал отличился - переодевшись в гражданское, сходил в село, куда вошли немцы, и провел разведку их численности и вооружения. Когда немцы двинулись вперед, подготовившиеся русские их встретили огнем, обратили в бегство и разгромили, а Рокоссовского наградили Георгием IV степени.
В Литве, когда германская конница с пехотным полком с налета захватили станцию Трошкунай, Рокоссовский с четырьмя однополчанами уничтожил всех немецких корректировщиков огня. Храбрецы весь день просидели во вражеском окопе, отстреливаясь из оружия убитых немцев, и лишь под покровом темноты без потерь отошли к своим. За этот подвиг Рокоссовский был награжден второй Георгиевской медалью IV степени, и это далеко не все «георгиевские» награды будущего маршала.
А вот подвиг будущего белогвардейского атамана, а в ноябре 1914 года - хорунжего Григория Семенова. В ноябре 1914 года германская кавалерийская бригада неожиданно атаковала шедшие без охранения обозы казачьей бригады, захватила пленных и массу трофеев, в том числе знамя 1-го Нерчинского полка. Но в это время из разведки возвращался хорунжий Семенов с 10 казаками. Узнав, что произошло, будущий атаман со своим маленьким отрядом стремительно атаковал германский арьергард, порубил и обратил в бегство заставу противника. Немцы были так шокированы, что не разобравшись в силах русских, бросились бежать, заразили паникой своих товарищей, и вскоре весь полк, бросив добычу, устремился прочь. В результате было отбито знамя, 150 повозок, артиллерийский парк, освобождено 400 пленных. Семенов был награжден орденом Святого Георгия IV степени, все его казаки - Георгиевскими крестами.
Позже Семенов отличился в еще одной сходной ситуации. Снова с разъездом из 10 казаков он был отправлен в сторону вражеских позиций на шоссе в сторону города Млава. Заметив, что германская пехотная застава ночью потеряла бдительность и греется у костров, казаки открыли по ней огонь с нескольких сторон. Разогнав и перебив заставу, казаки начали демонстративно разбирать проволочные заграждения. И снова случилась «цепная паника» - немцы приняли налет за крупное наступление, бегущие пехотинцы напугали роту, отступающая рота - городской гарнизон Млавы. Семенов скрытно продвигался следом, периодически посылая казаков с донесением командованию, и в сам город вошел лишь с одним бойцом. Из единственной имевшийся винтовки они подбили и захватили две машины, ранили нескольких немцев. Подоспевшие подкрепления застали двух героев, взявших город, ужинающими в ресторане на главной улице. Семенова за этот подвиг наградили Георгиевским оружием.
Одним из немногих, если не единственным темнокожим кавалером георгиевских крестов III и IVстепеней стал Марсель Пля, полинезиец по происхождению. В Россию он попал в 17 лет, с началом войны пошел на фронт добровольцем и сначала был шофером, а затем попал в экипаж одного из бомбардировщиков «Илья Муромец», где служил мотористом и пулеметчиком. В апреле 1916 года он принял участие в воздушном налете на укрепленную зенитными орудиями станцию Даудзевас. Немцы обстреляли и подбили русский самолет, но Марсель сумел вылезти на крыло и долгое время оставался там, ремонтируя поврежденные двигатели.
Благодаря темнокожему русскому солдату самолет, получивший около 70 пробоин, сумел совершить посадку. Все члены экипажа за этот бой были отмечены воинскими наградами и повышены в звании, а Марселю Пля было присвоено звание старшего унтер-офицера, о нем активно писала пресса тех лет.
Марсель Пля принял участие и в доработке самолетов «Илья Муромец», предложив его создателю авиаконструктору Игорю Сикорскому ряд усовершенствований. В частности, он отмечал, что на борту бомбардировщика «в воздухе хорошо, хотя и сильно обдувает», однако «на взлете и посадке нестерпимо трясет, и потому приходится вставать», а сиденье мешает при стрельбе и должно быть складным. Все эти замечания были впоследствии учтены Сикорским.
Не пионеры, но герои
Особая история - судьбы малолетних героев войны, тогда еще не пионеров, хотя их подвиги также для поднятия боевого духа использовала пропаганда. Правда, надо признать, и власти, и пресса к таким историям относились осторожно - как и на всякую войну, на Первую мировую мальчишки (а иногда даже девочки) массово убегали из дома. Для родителей и станционных жандармов это стало настоящей проблемой. Только в сентябре 1914 года и в одном только Пскове жандармы сняли с поездов более 100 детей, ехавших на фронт. Но некоторым удавалось добраться и тем или иным способом действительно попасть в части.
12-летний георгиевский кавалер Владимир Владимиров, например, попал на фронт со своим отцом, хорунжим казачьего полка. После гибели отца был взят в команду разведчиков. Во время одного из походов по вражеским тылам попал в плен, но сумел бежать, добыв при этом ценные сведения. 13-летний Василий Правдин неоднократно отличался в сражениях, вынес из боя раненого командира полка. Всего за войну мальчик был награжден тремя георгиевскими крестами. 12-летний сын крестьянина Василий Наумов сбежал на фронт из далекой деревни, был «усыновлен» полком, стал разведчиком, был награжден двумя солдатскими георгиевскими крестами и георгиевской медалью. 14-летний доброволец из Москвы, воспитанник Строгановского училища Владимир Соколов был дважды ранен, дослужился до унтер-офицера и награжден Георгиевским Крестом 4-й степени «за захват неприятельского пулемета во время атаки на австро-германском фронте».
И в завершение - о девочке, ученице 6-го класса Мариинского училища Кире Башкировой. Выдавая себя за «добровольца Николая Попова», она тоже сумела прибиться к воюющему полку и уже через неделю отличилась в ночной разведке, была удостоена георгиевского креста. После того, как однополчане раскрыли тайну «Николая», Киру отправили домой, но вскоре неугомонная девушка вновь очутилась на фронте в другой части.
Кем гордились в России в годы Великой войны? Козьма Крючков, Римма Иванова, Александр Казаков - 100 лет назад их знала почти вся страна. О подвигах этих простых людей на Великой войне писали газеты и журналы, о них рассказывали детям в школах и ставили за них свечи в церквях.
Нельзя сказать, что их слава совсем обошлась без пропагандистской составляющей - на каждой войне есть место подвигу, но чаще всего большинство из них остаются безвестными. Тем не менее, тогда никому в голову не приходило что-либо выдумывать, как это всего спустя несколько лет активно станет делать советская пропагандистская машина. Новой власти потребуются не столько герои, сколько мифы, и реальные герои Великой войны будут несправедливо преданы забвению почти на век.
Лихой казак Козьма Крючков
В годы Первой мировой войны имя молодого казака Козьмы Крючкова было известно, без преувеличения, всей России, включая безграмотных и равнодушных к происходящему в мире и стране. Портрет статного молодца с лихими усами и фуражкой набекрень красовался на плакатах и листовках, лубочных картинках, почтовых открытках и даже папиросных пачках и коробках шоколадных конфет «Геройские». Крючков эпизодически присутствует даже в романе Шолохова «Тихий Дон».
Столь громкая слава рядового воина была следствием не только одной его доблести, которая, кстати, никакому сомнению не подлежит. Крючкова, выражаясь современным языком, «распиарили» еще и потому, что свой первый (но далеко не единственный) подвиг он совершил в первые дни войны, когда всю страну переполнял ура-патриотический подъем и ощущение скорой победы над тевтонскими полчищами. И именно он получил в Первую мировую первый Георгиевский крест.
К началу войны уроженцу Усть-Хоперской станицы Войска Донского (ныне территория Волгоградской области) Крючкову исполнилось 24 года. На фронт он угодил уже опытным бойцом. Полк, в котором служил Козьма, был расквартирован в литовском городке Калвария. Немцы стояли неподалеку, назревало большое сражение в Восточной Пруссии, и противники наблюдали друг за другом.
12 августа 1914 года во время сторожевого рейда Крючков и трое его однополчан - Иван Щегольков, Василий Астахов и Михаил Иванков - внезапно столкнулись с разъездом немецких улан численностью 27 человек. Немцы увидели, что русских всего четверо и бросились в атаку. Казаки пытались уйти врассыпную, но вражеские кавалеристы оказались проворнее и окружили их. Крючков пытался отстреливаться, но патрон заклинило. Тогда с одной шашкой он вступил в бой с окружившими его 11 врагами.
Через минуту боя Козьма, по его собственным воспоминаниям, был уже весь в крови, но раны к счастью оказались неглубокими - ему удавалось уворачиваться, в то время как сам бил врагов смертельно. Последние удары по немцам он наносил их же пикой, выхваченной у одного из убитых. А товарищи Крючкова расправились с остальными германцами. К концу боя на земле лежали 22 трупа, еще двое немцев были ранены и попали в плен, а трое бежали прочь.
В лазарете на теле Крючкова насчитали 16 ран. Там его навестил командующий армией генерал Павел Ренненкампф, поблагодарил за доблесть и мужество, а затем снял георгиевскую ленточку со своего мундира и приколол на грудь героя-казака. Козьма был награжден Георгиевским крестом 4-й степени и стал первым русским воином, получившим боевую награду в начавшейся Мировой войне. Троих других казаков наградили георгиевскими медалями.
О доблестном казаке доложили Николаю II, а затем историю его подвига изложили на своих страницах почти все крупнейшие газеты России. Крючков получил должность начальника казачьего конвоя при штабе дивизии, его популярность к тому времени достигла апогея. По рассказам сослуживцев, весь конвой не успевал прочитывать писем, приходивших на имя героя со всей России, и не мог съесть всех посылок со сладостями, которые присылали ему поклонницы. Петроградцы прислали герою шашку в золотой оправе, москвичи - серебряное оружие.
Когда дивизия, где служил Крючков, отводилась с фронта на отдых, в тыловых городах ее встречали с оркестром, тысячи любопытных зевак выходили поглазеть на народного героя.
Козьма при этом не «забронзовел» и испытание медными трубами выдержал - вновь просился на самые опасные задания, рисковал жизнью, получал новые раны. К концу войны он заслужил еще два георгиевских креста, две георгиевских медали «За храбрость» и звание вахмистра. Но после революции его судьба сложилась трагически.
Вначале он был избран председателем полкового комитета, после развала фронта вместе с полком вернулся на Дон. Но там началась другая братоубийственная война, в которой Козьма сражался за белых. Однополчане вспоминают, что он терпеть не мог мародерства, и даже редкие попытки подчиненных разжиться за счет «трофеев от красных» или «подарков» от местного населения пресекал плетью. Он знал, что само его имя привлекало новых добровольцев и не хотел, чтобы это имя было замарано.
Легендарный казак воевал еще полтора года и получил последнее, смертельное ранение в августе 1919 года. Сегодня его именем назван переулок в Ростове-на-Дону, по его образу вылеплен казак в ансамбле памятника героям Первой мировой войны в Москве.
Сестра милосердия Римма Иванова
Еще одно имя, известное 100 лет назад всей России и почти забытое сегодня - героиня Первой мировой Римма Иванова, сестра милосердия и единственная женщина, награжденная орденом святого Георгия 4-й степени. Она погибла, будучи 21-летней девушкой.
Дочь ставропольского чиновника выбрала стезю народной учительницы, но занималась этим всего год. С началом войны Иванова окончила курсы сестер милосердия, работала в ставропольском госпитале, а в январе 1915 года добровольно направилась на фронт в полк, где уже служил врачом ее брат. Первую георгиевскую медаль получила за мужество при спасении раненых на поле боя - она делала перевязки под пулеметным огнем.
Родители волновались за девушку и просили вернуться домой. Римма писала в ответ: «Господи, как хотелось бы, чтобы вы поуспокоились. Да пора бы уже. Вы должны радоваться, если любите меня, что мне удалось устроиться и работать там, где я хотела. Ведь не для шутки это я сделала и не для собственного удовольствия, а чтобы помочь. Да дайте же мне быть истинной сестрой милосердия. Дайте мне делать то, что хорошо и что нужно делать. Думайте, как хотите, но даю вам честное слово, что многое-многое отдала бы для того, чтобы облегчить страдания тех, которые проливают кровь.
Но вы не беспокойтесь: наш перевязочный пункт не подвергается обстрелу. Мои хорошие, не беспокойтесь ради Бога. Если любите меня, то старайтесь делать так, как мне лучше. Вот это и будет тогда истинная любовь ко мне. Жизнь вообще коротка, и надо прожить ее как можно полнее и лучше. Помоги, Господи! Молитесь за Россию и человечество».
Во время сражения у деревни Мокрая Дуброва (Брестская область сегодняшней Беларуси) 9 сентября 1915 года погибли оба офицера роты, и тогда Иванова сама подняла роту в атаку и бросилась на вражеские окопы. Позиция была взята, но героиня получила смертельное ранение разрывной пулей в бедро.
Узнав о подвиге сестры милосердия, Николай II в виде исключения посмертно наградил ее офицерским орденом Святого Георгия 4-й степени. На похороны героини собрались представители власти и сотни простых жителей Ставрополя, в прощальном слове протоиерей Симеон Никольский назвал Римму «Ставропольской девой», проведя параллель с Жанной д’Арк. Гроб в землю опускали под звуки оружейного салюта.
Однако вскоре в германских газетах был опубликован «решительный протест» председателя кайзеровского Красного Креста генерала Пфюля. Ссылаясь на Конвенцию о нейтралитете медицинского персонала, он решительно заявлял, что «сестрам милосердия не подобает на поле боя совершать подвиги». Эту нелепую ноту даже рассматривали в штаб-квартире Международного комитета Красного Креста в Женеве.
А в России по заказу военного ведомства был снят фильм «Героический подвиг сестры милосердия Риммы Михайловны Ивановой». Фильм получился карикатурным: сестра милосердия на экране, размахивая саблей, семенила по полю в туфлях на высоком каблуке и при этом пыталась не растрепать прическу. Офицеры полка, в котором служила Иванова, посмотрев фильм, пообещали «отловить антрепренера и заставить его съесть пленку». В столицу посыпались письма и телеграммы протеста возмущённых фронтовиков. В итоге по просьбе сослуживцев и родителей Риммы фильм был снят с проката. Сегодня именем Риммы Ивановой названа одна из улиц Ставрополя.
Первый русский воздушный ас
Первый русский воздушный ас
Летчикам Первой мировой войны повезло чуть больше других - спустя 100 лет помнят и про передовой для своего времени самолет Сикорского «Илья Муромец» и про «петлю Нестерова» и самого Петра Нестерова. Наверное, так произошло потому, что в авиации России всегда было чем похвастаться, а в первые советские десятилетия был настоящий культ покорителей небес.
Но когда говорят о самом знаменитом русском летчике-асе Великой войны - разговор не о Нестерове (он погиб через месяц после начала войны), а о еще одном забытом герое - Александре Казакове.
Казаков, как и Нестеров, был молод - в 1914 году ему едва исполнилось 25 лет. За полгода до начала войны он приступил к учебе в первой в России офицерской летной школе в Гатчине, в сентябре уже стал военным летчиком. 1 апреля 1915 года он повторил последний подвиг Нестерова - пошел на таран немецкого самолета. Но, в отличие от того, сбил вражеский «Альбатрос», а сам благополучно приземлился. За этот подвиг летчик был награжден Георгиевским оружием.
Казаков, судя по всему, тогда сумел первым выполнить маневр, задуманный Нестеровым, который на самом деле в своем последнем бою вовсе не собирался идти на верную смерть. Он рассчитывал ударить колесами шасси по плоскости крыла вражеского самолета, о чем заранее докладывал начальству, как о возможном и безопасном способе атаки. Но Нестерову, по заключению комиссии, выполнить такой маневр не получилось, и его самолет просто столкнулся с вражеским.
Другой выдающийся воздушный подвиг Казаков совершил 21 декабря 1916 года близ Луцка - он в одиночку атаковал два вражеских самолета «Бранденбург Ц1», сбив один из бомбардировщиков. Русский летчик за эту победу получил орден Святого Георгия 4-го класса. Всего за три года войны Казаков сбил лично 17, а в групповых боях - еще 15 самолетов противника и был признан самым результативным российским летчиком-истребителем Первой мировой.
В августе 1915 года Казаков становится штабс-ротмистром и начальником корпусного авиационного отряда, к февралю 1917 года - он уже командир 1-й боевой авиационной группы Юго-западного фронта. Эта группа стала первым специальным истребительным соединением в русской авиации, но даже став большим начальником, Казаков продолжал лично летать на боевые задания, в июне был в воздушном бою ранен в руку четырьмя пулями, но снова сумел благополучно приземлиться. В сентябре 1917 года он был произведен в подполковники, в декабре того же года на общем солдатском собрании избран командиром 19-го корпусного авиационного отряда.
Большевистский переворот Казаков так и не признал, за что вскоре был отстранен от командования. Не желая служить красным, в июне 1918 года он тайно уехал на белогвардейский русский Север, где стал командиром Славяно-Британского авиационного отряда. Англичане присвоили ему британский офицерский чин, что тоже делалось только в исключительных случаях - десятки других русских пилотов были приняты на службу в звании рядовых. К весне 1919 года Казаков уже майор британских ВВС, причем в боях получил еще одно ранение - в грудь, но опять выжил.
К концу лета 1919 положение белогвардейских частей на русском Севере становилось все тяжелее, и командование британского экспедиционного корпуса начало готовиться к эвакуации, согласившись при этом взять с собой русских летчиков. Но Казаков не пожелал покидать родину и, как считают, покончил жизнь самоубийством - 1 августа во время очередного вылета он направил свой самолет в отвесное пике на собственный аэродром. На его могиле поставили надгробие из двух перекрещенных пропеллеров, а на белой доске вывели надпись: «Летчик Казаков. Сбил 17 немецких самолетов. Мир праху твоему, герой России».
Забытый герой Первой мировой войны. Генерал от кавалерии Петр Петрович Калитин.
В Челябинске есть частный музей, посвященный генералу П.П.Калитину. Создал музей праправнук генерала Дмитрий Логунов, который также написал и издал небольшим тиражом две книги: "Генерал Калитин" и "Калитины: страницы жизни".
Что же это был за человек? Он родился в 1853 году в Новгородской губернии, умер в 1927 году в Париже, похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.
Чудом сохранились рукописи генерала и его дочери Натальи Петровны, написанные во Франции. Долгими путями часть рукописей оказались в Челябинске и стали отправной точкой для исследований. Внук генерала Николай Андреевич Краузе (дед Д.Логинова) жил во Франции и в Харбине, а в 1947 году вернулся в Россию. Он в своих мемуарах описал жизнь русской эмиграции в Харбине.
В 1871 году Петр Калитин поступил в Первый Туркестанский линейный батальон и простым солдатом (точнее вольноопределяющим) прошел весь Хивинский поход. В 1873 году русская армия взяла Хиву. В музее есть уникальный фотоальбом "Виды и типы Хивинского ханства". Альбом был издан в 1873 году по горячим следам тиражом всего 100 экземпляров. По одному получили генералы, старшие офицеры, члены царской семьи, дипломаты.
Будущий генерал, а тогда 19-летний поручик Калитин за тот поход получил солдатский георгиевский крест IV степени. Он был добровольным участником дерзкой операции, когда наши солдаты вброд перешли Аму-Дарью для захвата плоскодонных лодок-каюков на которых потом переправилась русская армия.
Штурм крепости Геок-Тепе
Далее была Ахалкетинская экспедиция, в результате которой к России была присоединена Туркмения. У Д.Логинова имеются уникальные материалы, связанные с этой компанией. Это 4-х томник генерала Градекова. Петр Калитин в той компании отличился дважды. Он присутствовал при штурме крепости Геок-Тепе в 1881 году. Интересно, что командовал тогда полковник Алексей Николаевич Куропаткин (будущий военный министр и главнокомандующий русской армии в русско-японской войне) - дядя Калитина. Второй раз Петр Петрович выполнял миссию, когда надо было пересечь пустыню Кара-Кумы с юга на север. Он был чуть ли не первым русским путешественником на этом сложном маршруте, и сделал его подробное описание. Калитин был за это награжден серебряной медалью Русского географического общества. А также был отмечен Лондонским географическим обществом. По возвращении он был награжден орденом Святого Георгия IV степени. Причем Скобелев этот орден снял непосредственно со своей груди.
У Калитина был еще внебрачный сын, который очевидно не уехал в эмиграцию, а во время Великой Отечественной храбро сражался и прошел путь от сержанта до адмирал-полковника.
Николай Кожухаров Бой у Старо-Загоры
У Петра был старший брат Павел и ему в музее посвящен самый большой экспонат. Это копия картины Николая Кожухарова "Бой у Старо-Загоры", подаренная Логунову болгарами. Бой был 31 июля 1871 года. На картине запечатлен подвиг подполковника Павла Калитина. Этот бой был первой неудачной попыткой овладения Шипкинским перевалом. В результате наш небольшой отряд оказался один на один против 15-тысячного турецкого корпуса. в составе отряда были в основном болгарские ополченцы и среди них Павел Калитин - командир третьей дружины болгарского ополчения. На картине Калитин выхватывает у раненого знаменосца знамя. Далее в последней отчаянной атаке он, как все время считалось, погибает. Болгары считают Павла Калитина своим национальным героем и все эти годы уже более ста лет его имя звучит первым при перекличке президентского полка. Но вот совсем недавно удалось узнать, что Павел Калитин в том бою был не убит, а только ранен. Это открытие сделал Логунов. В Старой Загоре построен мемориальный комплекс, который называется "Самарское знамя". Там же находится братская могила тех самых ополченцев в которой считалось, что покоится Павел Калитин. Но удалось найти документ, что казаки вынесли его раненого в ущелье. Но он все же скончался от ран и его похоронили в 30 километрах от Старой Загоры на Шипкинском перевале под православным монастырем.
Вершиной карьеры Петра Петровича была Первая мировая война. Он воевал на Кавказском фронте. О тех боях мало что известно. Информация куцая. Самая громкая победа на Кавказе - это взятие турецкой крепости Эрзерум. К началу Первой мировой эта крепость уже более ста лет закрывала южный турецкий выход из Пасинской долины. В этом месте сама природа создала естественные укрепления. Крепость стояла на пересекавшем всю долину 30-километровом хребте Деве-Бойна (по-турецки "шея верблюда"). На этой шее силами немецких и турецких инженеров было возведено 12 фортов в две линии обороны. Они имели бетонные противоснарядные укрепления. Оружейный арсенал насчитывал 700 орудий и более 1000 пулеметов. Северне и южнее высились неприступные горы. Гарнизоном крепости являлась вся третья турецкая армия - около 100 тысяч солдат. То есть турки считали, что крепость неприступна. Но в 1829 году русская армия Эрзерум уже брала и в 1877 году удачно штурмовала. И в феврале 1916 года тоже все получилась. На высоте 2000 метров в жутких условиях при 20 градусов ниже нуля, снега по пояс - за неполные 6 дней крепость пала. Сейчас там горнолыжный курорт у них.
Фото Пластуны (казачий спецназ) у захваченных турецких орудий в Эрзуруме. 1916 год
Один из двух русских корпусов - Кавказский, которым командовал Петр Калитин, занял один форт из 12 и получил удобную позицию и оттянул на себя основные силы турок. Второй корпус - Туркестанский, им командовал Пржевальский, начал наступление в обход, взял два форта. П.Калитин в это время взял еще два форта и турки побежали, испугавшись, что русские их окружат. При этом турки сами взорвали оставшиеся укрепления. 16 февраля через Карские ворота в Эрзерум как какой-нибудь античный герой въезжал генерал Калитин. За эту операцию Калитин был награжден Георгиевским золотым оружием с бриллиантами. Подобным оружием за всю Первую мировую были удостоены всего восемь генералов.
Это был настолько оглушительный успех русской армии, что, уставшие от поражений французы, посвящали этой победе русских войск множество номеров газет. Например на первой странице LE MIROIR во всю страницу стоит генерал Калитин и его начальник штаба. Такое было отношение союзников к нашей победе. Все годы советской власти история Первой мировой войны замалчивалась, все герои были вычеркнуты из нашей истории. Генерал Калитин после революции участвовал в белом движении. Он был уже в преклонном возрасте и в боях с Красной армией участия не принимал, но состоял в резерве Белой армии. Он был комендантом лагеря русских беженцев на острове Ленос. Ну, а потом была эмиграция. Болгария, Франция. Председательствование в Союзе русских офицеров и нищенская эмигрантская старость. В 1927 году он умер в русском доме для престарелых. Могила его стала одной из первых на том знаменитом кладбище.
